«Не особо подходящее место для благородных рыцарей в сияющих доспехах», — усмехаясь про себя, подумал Геральт. Впрочем, благородные рыцари со слезящимися от наркоты глазами и красными от частого чихания и постоянного соплетечения носами, слоняющиеся по помещению без цели и смысла, являли собой довольно жалкое зрелище, всем своим непрезентабельным видом демонстрируя справедливость известной поговорки о том, как проходит слава земная. Геральт разглядел и тронутые ржавчиной доспехи, и слезшую с деревянных щитов краску, и — самое главное — запущенное оружие, которое ныне редко покидало ножны даже для элементарного ухода.
Еще недавно высокомерные и самодовольные, раздувающиеся от собственной значимости и важности, ныне рыцари ордена превратились в обычную гопоту, отличающуюся от веленских бандюганов и дезертиров разве что подобием организованности, численностью и экипировкой. Ах да, и конечно, у них было железно обоснованное оправдание своим действиям, а также они наверняка определили для себя образ врага, виновного во всех их бедах. Геральт невольно сравнил их с Роше и его Синими полосками. Отличие было разительным и явно не в пользу рыцарей. Возможно потому, что подчиненные Вернона никогда не носили тех самых сияющих доспехов (а некоторые даже и слова-то такого никогда не слышали), невзгоды, свалившиеся на их головы, они воспринимали более достойно и стойко. Но скорее всего, дело было в мотивации. У Вернона и его людей она была, у рыцарей в их нынешнем состоянии — отсутствовала напрочь. Пусть для самого Роше позывом к действию была свободная Темерия, а у его людей цель звучала попроще: прогнать черных туда, откуда они явились, чтобы вновь вернуться к мирной привычной жизни, которой их лишили просвещенные и дисциплинированные нильфгаардцы, упорно несущие свет своей цивилизации тем, кому он нахрен был не нужен. Пожалуй, именно наличием нормальной мотивации патриот Роше, болеющий душой за Темерию отличался, к примеру, от фанатика Якова из Альдельсберга, скорбного умом от своих видений и способного ради сомнительной ценности и истинности идей положить несметное количество людей и нелюдей. Патриотом-космополитом Геральт не был, но устремления и чаяния Роше понять был в состоянии. Фанатиков же ведьмак категорически не понимал и не принимал, а к лицемерам, которыми на поверку оказались почти все рыцари Ордена Пылающей Розы, Геральт относился с презрением. Впрочем, фанатик, способный убить за идею, был в глазах Геральта точно таким же уродом, как и лицемер, верящий лишь в свою выгоду и в свой карман, но непременно стремящийся прикрыть эту неприглядную правду о самом себе чем-то покрасившее и готовый сделать что угодно, лишь бы избежать разоблачения. Главарь банды наркушников — бывший рыцарь в помнивших лучшие времена доспехах, склонившийся над чаном с готовящейся в нем дурью, подходил под определение лицемера идеально. Сразу бросаться на ведьмака с мечом он не стал, решив сначала все-таки произнести речь, напыщенную, нудную и нелепую, как сама идея ордена праведных рыцарей-девственников, доблестно и бескорыстно сражающихся за всеобщее (и поэтому эфемерное и несбыточное) счастье. Пожалуй, только Зигфрид из Денесле, встреченный ведьмаком в тогда еще мирной Вызиме во времена охоты на Саламандр, не выглядел неестественно и глупо, когда рассказывал Геральту о принципах, на которых зиждился тогда еще только-только созданный орден. Хотя от иронии и сарказма Геральт не мог удержаться даже при разговоре с ним. Юный рыцарь-идеалист был, по мнению ведьмака, по большей части странен и иногда все-таки смешон, даже несмотря на свою искреннюю веру в то, о чем он говорил. Этому же «праведнику» и «страдальцу», который стоял сейчас перед Геральтом, до Зигфрида было так же далеко, как какому-нибудь обитателю новиградской Гнилой рощи до императора Нильфгаарда.Кончилось все предсказуемо. Рыцарь Ордена «Белого порошка» решил, что стоящий непосредственно перед ним ведьмак гораздо лучше подходит на роль козла отпущения, чем почивший в бозе и посему даже теоретически теперь недосягаемый Радовид. К тому же отваги и решимости новоявленному наркобарону придавал тот факт, что ведьмак был один, а их в пещерке тусовалось около десятка. Правда, боевые навыки он и ребята маленько подрастеряли, переквалифицировавшись из рыцарей в наркохимики, да и нынешняя их форма оставляла желать лучшего (готовить фисштех и ни разу да ни капельки его не нюхнуть — ищите-ка дураков, которые не попользуются халявой, они и пользовались, часто и регулярно). Рыцари решили задавить Геральта массой и взять количеством, а также понадеялись на авось. Но масса только мешала в бою с ловким и быстрым ведьмаком, количество как-то уж очень стремительно таяло, а коварный авось совсем не помогал (видимо потому, что надеяться на него все-таки не следовало).
— Эх, Зигфрида на вас нет, — посетовал ведьмак, стряхивая с меча последнего рыцаря-наркомана, захлебывающегося соплями, слюной и кровью. — При нем вы дрались гора-аздо лучше. По крайней мере, мечом по неподвижно стоящему противнику точно не промахивались. Впрочем, наверное и к лучшему, что он не видит, во что превратился его любимый Орден. Если ему удалось выжить после Радовидовых чисток, то ваш нынешний вид, ваш боевой дух и боевые навыки его точно доконали бы.
Геральт обвел взглядом пещеру, на полу которой там и сям валялись трупы рыцарей Ордена «Белого порошка», который столь быстро и бесславно закончил свое существование.
— Вот так лишний раз и убедишься в том, что наркомания — это верный путь к быстрой смерти, — сказал сам себе Геральт. — Когда надоест быть ведьмаком, пойду в проповедники. Буду ратовать за мир без наркотиков, рассказывая случаи из своей практики. Конечно, с наглядными примерами было бы действеннее, но от примеров к тому времени останутся, наверное, только кости.
Обыскав пещерку и найдя самое главное — вожделенный чертежик заморских доспехов, Геральт покинул обитель Красных Рыцарей, напоследок уже на выходе запалив знаком Игни облака газа, которые клубились в отнорках пещеры и зеленоватым туманом стелились по ее дну. Газ взорвался, наполнив пещеру снопом яркого рыжего пламени
