— К Магнусу Стерлингу Шару вы так не обращаетесь, — подмечаю я.
— Безусловно, ведь он мой наставник, мой учитель. Берглинд, Брут, я и Лайм относимся к нему с большим уважением и почтением. С моей стороны было бы кощунством проявлять подобное панибратство.
— Не спорю. Что ж, Курт, чем обязана?
Мужчина улыбается. Он отпивает еще виски и прокручивает бокал в руке.
— Уже привыкла к новому статусу?
— Конечно, привыкла. Прошло столько месяцев.
— Но призраки прошлого по-прежнему мучают, не так ли? — его стальной взгляд будто буравит меня. — Это нормально. Увы, частичка души каждого из нас остается на арене. И годы не способны излечить нас от этого.
— Моя душа в порядке.
Повисает тишина. Курт осушает бокал и подливает себе еще.
— Знаешь, мастер Стерлинг всегда собирает нас на просмотр Игр у себя дома. Это уже традиция. Мы садимся в гостиной и обязательно смотрим Парад, интервью и самое начало Игр. Потом по желанию, но, обычно, мы просматриваем каждый день. Так вот, когда начались 83-и Игры, а именно интервью с участниками и показали Прекрасного ювелира, Берглинд смотрела сначала на него, потом на меня и сказал: ого, Бонедз, у тебя что братишка есть? Мне неприятно признавать, но благодаря Вильямсу мир вновь вспомнил про меня.
— Он на тебя очень был похож.
— Не скажу, что это меня радует. Как ты заметила, я не очень-то люблю находиться в обществе. Предпочитаю уединение. И в этом, Мирта, мы с тобой похожи, как и во многих других вещах.
Я молча пью вино, надеясь, что, если я не буду участвовать в разговоре, Курт бросит ходить вокруг да около и скажет зачем пришел. Но, судя по всему, мой собеседник никуда не торопится. Он разглядывает бокал и водит пальцами по столу. Глядя на то, как он чертит невидимые узоры, я решаюсь задать вопрос, который мучает меня очень давно. Вряд ли у меня будет возможность спросить об этом когда-нибудь еще.
— Почему вы ни с кем почти не общаетесь?
Бонедз усмехается.
— Ты, наверное, толком не помнишь мои Игры, да?
— Помню только финальный выстрел.
— Многие помнят только это, — говорит мужчина. — Мастер Стерлинг вместе с мисс Ривенделл решили впервые попробовать работать в команде. Раньше это было не особо принято. Они искали среди учеников Академии сработанные пары и нашли, таким образом, меня и мою будущую напарницу. Мы с ней жили на одной улице в соседних домах, вместе росли, вместе поступили в Академию и вместе решили участвовать в Играх. Нас взяли сразу, без прохождения Смотров.
Я был специалистом по стрельбе из, так называемого, английского лука. Оружие очень мощное, но со своими недостатками. Лук очень длинный и больше подходит для дальних дистанций. Перемещаться с ним очень неудобно. А моя напарница училась стрелять из обычного. Так вышло, что арена — это был сплошной ночной лес. Большой минус для стрелков, но не для меня. Мой наставник по стрельбе — да воспевают его Боги, — научил меня попадать в цель, даже не видя ее. Научил чувствовать. В итоге, кажется, на второй день Игр, мы с напарницей вышли на самое высокое дерево на арене. Я забрался на самую верхушку и на протяжении почти всех дней с него не слазил. Девушка заманивала ко мне трибутов, а я их убивал. Все шло отлично, но однажды моя напарница не вернулась. Вечером я увидел ее портрет в небе. С этого момента во мне вдруг что-то надорвалось. В Игры попал лишь эпизод с тем, как я убил последнего участника одновременно выпущенными двумя стрелами. Этот выстрел затмил все, что было.
— А что было? — шепотом спрашиваю я.
— Я на три дня ушел в себя. Мастер Стерлинг прислал нам за несколько дней до этого специальное средство, позволяющее не спать, потому что в темноте прикорнуть хочется еще сильней. Я им накачался так, что не ел, не пил и не спал. Только сидел и смотрел в одну точку. Как выяснилось позже, мастер Стерлинг высылал мне кучу подарков, но я ни один не взял. А на четвертый день я понял, что остались только я и девушка, которая убила мою напарницу. Она громко кричала об этом на весь лес, призывала меня выйти и сразиться с ней. И я спустился, и сумел незаметно подойти к ней со спины, — Курт подливает себе еще виски. — Мастер Стерлинг сумел выдать мое поведение за хитрость. Заявлял всем, что я на самом деле наблюдал и ждал подходящего момента. Я согласно кивал. Но мы оба понимали, что причина была не в этом. После этого я и впал у него в немилость.
— Что же произошло на самом деле?
— А ты не догадываешься?
Он медленно пьет, не сводя с меня пронизывающего взгляда. Я достаю из кармана пачку сигарет, мужчина тут же протягивает мне зажигалку, не отрываясь от меня. Я закуриваю и выпускаю дым в потолок.
— Чувства, — наконец произношу я.
— Они есть слабость. Да, я дал слабину. Тогда я понял, что потерял подругу и все это произошло по моей вине. Во всем был виноват только я, но повернуть время вспять уже было нельзя. Все, что я мог сделать — это отомстить. Но с тех пор, я уже перестал быть таким, каким был до арены. На самом деле, я был достаточно веселым, но только с ней. После победы ко мне прицепилось прозвище Роме. Слышала эту историю?
Я неопределенно киваю.
— Мастер Стерлинг по прибытию в дистрикт приказал мне никому, даже родным рассказывать о том, что на самом деле со мной произошло. Он лишил меня права быть ментором, запретил приближаться к Академии ближе, чем на квартал. Сказал, что если я посмею хоть заикнуться о событиях на арене, то и мне, и ему, и всем, кто нам дорог придет конец. Уже прошло больше тридцати лет с тех пор, а мы так и не поладили. Благо, мне хоть можно участвовать в Смотрах, но ни одну тренировку я так и не провел.
Он замолкает. За окном уже давно перестал идти дождь. Я беру еще одну сигарету. Пальцы почему-то дрожат, я едва не роняю пачку на пол.
— Ты не разу не назвал ее по имени. Почему?
— Потому что я его не помню.
Я в шоке смотрю на собеседника. Курт, заметив мое удивление, легко улыбается, чем еще
