– Чэнкирэ, это называется чэнкирэ, – снова напомнил Гантимур. – Есть больше не хочешь? Тогда давай все, что осталось, отдадим Майни.
– Это которая Хозяйка Вселенной? – вспомнила Ольга.
– Ча! – вдруг резко выставил руку Гантимур, вскакивая и всматриваясь в темноту.
Ольга уже понимала, что это короткое слово означает призыв к молчанию, к тишине, к осторожности, да и сама поза Гантимура была такой предостерегающей, что Ольга сразу притихла.
Гантимур стоял молча, напряженно вглядываясь в сгустившиеся сумерки. Ночь возле реки Энгдекит была совершенно не похожа на земную ночь. Небо казалось затянутым серой тканью, звезд не было видно вообще. Можно было только тосковать о том ощущении загадочной, таинственной и властной темноты, которым поражает земная ночь, лишая человека зрения. Ну ладно, рядом с Ольгой и Гантимуром горел костер, освещая ближнее пространство и сгущая темноту чуть поодаль, однако Ольге почему-то казалось, что, даже если она отойдет от костра и окажется в лесу, все равно сможет без труда разглядеть все, что там происходит.
Довольно скоро ей, впрочем, показалось, что она ошибается, потому что Гантимур явно что-то видел там, за деревьями, а она – нет, сколько ни всматривалась.
– Что там? – наконец решилась шепнуть Ольга.
– Кажется, амикан, – почти беззвучно произнес Гантимур. – Медведь, значит. Старый медведь. Стоит и не уходит.
«Вроде бы звери должны бояться огня? – удивилась Ольга. – А впрочем, Гантимур ведь говорил, что здесь все наоборот. Вполне возможно, что здешние медведи обожают греться у костра, на людей не нападают, а дружат с ними. Может быть, они даже не боятся огня, а с удовольствием около него посиживают. Надеюсь, Гантимур его не позовет к нашему костру погреться?! А вот странно: Гантимур говорил, что местные обитатели не появляются, если их не начнешь бояться. Я боюсь, это точно, однако я начала бояться уже после того, как о нем сказал Гантимур. Откуда же тогда взялся медведь? Или это Гантимур его боится? Ну надо же…»
– А его нельзя прогнать? – спросила Ольга, стараясь не показать, что ей как-то страшновато становится. Вернее, не как-то страшновато, а реально страшно.
– Медведя никогда не надо пугать или гнать, это наш прародитель, зачем его обижать? – И заговорил громче: – Послушай, дедушка, мы здесь случайно, мы тебя не трогаем, ты иди своей дорогой. Не знали, что это твоя тропа. Прости, мы тебя не тронем, и ты нас не трогай. Иди, пожалуйста, куда шел!
Произнеся эту речь, Гантимур опять замер в молчании.
– Ну что, он ушел? – шепнула Ольга.
– Нет, он меня зовет, – не поворачивая головы, ответил Гантимур. – Может быть, он хочет мне что-то показать? Или о чем-то предупредить? Здесь нельзя отказывать тем, кто к тебе пришел и явился в истинном обличье, даже если ты о нем не думал и не вспоминал. Такие знаки пропускать нельзя! Я должен идти.
– А я? – вскочила Ольга.
– Ты оставайся здесь и жди меня. Отзываться на зов чужого предка опасно.
– А если… а если он тебя съест?!
– Глупости. Он не обидит своего потомка. Очень может быть, что в его образе ко мне явился сам Хедеу, который хочет поговорить со мной. Я должен идти за ним.
– А ты вернешься? – пролепетала Ольга, с трудом удерживаясь, чтобы не вцепиться в Гантимура обеими руками и не заставить его остановиться.
– Разумеется, вернусь! – почти раздраженно бросил Гантимур. – Мне без тебя не справиться с тем, ради чего мы здесь. Только не отходи от огня. И не вздумай отправляться искать меня. Амикан, я иду!
И, поклонившись в сторону леса, где крылось то, чего не видела Ольга, но что открылось ему, Гантимур шагнул вперед. Какое-то время еще слышался хруст веток и шелест травы под его ногами, потом все стихло, и фигура его растаяла в сером сумраке.
Ольга подобралась поближе к огню и села к нему спиной. Так она хотя бы со спины защищена. Конечно, смотреть в чашу, казавшуюся от сполохов огня еще таинственней, было страшно: так и лезли в голову мысли о неведомых чудовищах, которые могли там притаиться. А больше смотреть было некуда. В небо, разыскивая созвездия неведомого мира? Так в этом небе не было ни созвездий, ни одиноких звезд, ни луны.
Хотя это странно, если подумать. Ведь солнце или хотя бы его некое подобие все же светило днем! Значит, и другие небесные тела должны подавать сигналы. Кстати! Что за несообразность? Неба из-под земли не должно быть видно… Но его почему-то видно! Путаница, совершенно непонятная, глухая путаница! Пытаться проникнуть в мифологическую астрономию и постигнуть местные законы природы – пустая затея. Лучше уж все принимать на веру. Принимать как факт.
Какая тишина! Какая тишина вокруг… так и хочется сказать о ней: гробовая, но лучше не надо, потому что слишком точно, и от этой точности становится просто нечеловечески страшно.
С другой стороны, Ольга здесь не совсем человек, если честно признаться, значит, страшно ей должно быть именно нечеловечески…
Вдруг кто-то шепнул в голове: «Луна – солнышко оборотней». Так, кажется, знакомый голосок! Неужто Ольгушка решила помочь перегруженной голове Ольги?
Фраза жуткая, но ведь смотря с какой стороны на нее посмотреть! Если нет луны, значит, и оборотней не будет.
В самом деле, вот только оборотней Ольге сейчас не хватало!
А впрочем, что уж так сурово? Ведь, строго говоря, она и сама только что признала себя не человеком. Да, она оборотень. Обернулась юной девушкой, погибшей почти двести лет тому назад. Хотя нет, не двести. Тогда уже поезда появились: Филя Березкин рассказывал Ольгушке про избушки, бегущие по рельсам. Когда в России начали прокладывать железную дорогу? При Николае I, кажется? Ну да, его сподвижник Петр Андреевич Клейнмихель руководил прокладкой путей из Петербурга в Москву, за что его самым жутким образом заклеймил поэт Некрасов в стихотворении «Железная дорога»…
Господи, какая ерундятина в голову лезет! А впрочем, Ольга ведь сама эту ерундятину себе в голову заталкивает, чтобы избавиться от совершенно отчетливого ощущения, будто кто-то невидимый стоит в этой серой полумгле и смотрит на нее.
Кто? Гантимур вернулся? Но с чего бы ему смотреть на Ольгу, затаившись в темноте? Любоваться ею украдкой? Ладно-ка…
Нет, это не Гантимур.
А кто? Зверь или человек?
Так, не думать ни о людях, ни о зверях, иначе они примут свой облик и придут пообщаться. Скажем, волк. Или какой-нибудь тутошний охотник, умерший несколько поколений назад…
Нет, нет, нет!
Ольга, будто стаю кусачих осенних мух, гнала от себя даже самые слабые намеки на конкретность. Она не хочет думать о том, что это за звери! Она не хочет представлять себе, как могут выглядеть местные жители, попавшие в Буни давным-давно! И о тех, кто здесь недавно, она тоже
