– А кому он эти знаки оставил?
– Трудно сказать. Наверное, просто предупредил: я ушел, меня здесь не ждите, когда вернусь – не знаю.
– А если бы знал?
– Тогда начертил бы столько стрелочек, через сколько дней вернется.
– Погоди, – озадачилась Ольга, – значит, древние эвенки умеют считать?!
– Почему ты думаешь, что они такие уже древние?! – захохотал Гантимур. – В Буни довольно места для всех поколений умерших – и древних, и недавних. Люди просто живут как бы на разных этажах. Однако ты права – мы сошли в те дали, где обитают очень далекие мои предки. Однако и они умели считать! Слова «эси-тырга» – сегодня, «тэгэми» – завтра, «тэгэми-ча-гуду» – послезавтра помогали им сосчитать как минимум до трех. И начертить несколько раз по три тоже труда не составит. А вот если человек задерживается более тех дней, он поставит волнообразную линию после того количества дней, которое сумеет изобразить.
– Ишь ты, – пробормотала озадаченная Ольга.
Гантимур покосился на нее неодобрительно:
– Вообще ты, как мне кажется, недооцениваешь прошлое нашего народа!
– Как можно переоценивать или недооценивать то, чего совершенно не знаешь? – пожала плечами Ольга. – Честное слово, ты – мой первый знакомый эвенк. Единственное, что я знаю, это что вас раньше называли тунгусами. И что Улукиткан[16] был эвенком.
– Ты знаешь про Улукиткана?! – изумился Гантимур.
– Возможно, это тебя удивит, но я умею читать, – не без ехидства ответила Ольга. – И читала, вообрази себе, и Федосеева, и Арсеньева, так что Дерсу Узала[17] мне тоже известен! Правда, он был нанаец…
– Русские очень уважали эвенков, – сказал Гантимур. – Не только Федосеев! Например, Вильгельм Кюхельбеккер – друг Пушкина, между прочим! – писал, что тунгусы – аристократы Сибири. Они были храбрейшими союзниками русских, когда те пришли в эти края. Тайши, то есть князья, Гантимуры, к роду которых я принадлежу, не раз воевали на стороне русских, охраняли Нерчинск и русско-китайскую границу. Каждый из них мог выставить сотню всадников, вооруженных копьями и луками. Между собой эвенки тоже, конечно, сражались, ведь некоторые роды промышляли грабежом и разбоем. Когда нападали на такую шайку, мужчин убивали беспощадно, однако женщин и детей не трогали: делили между собой и заботились о них. Кстати, именно так к одному из Гантимуров некогда попала русская женщина, похищенная каким-то разбойником, и стала его женой. Я говорил тебе о ней. С тех пор в нашем роду появилась русская кровь. У него, впрочем, было девять жен и тридцать детей.
– Круто, – буркнула Ольга, чувствуя, что краснеет.
Вот интересно, к чему это было сказано? Просто информации для? Но довольно внезапный поворот с вооруженных всадников на интим получился. Что, новый Гантимур строит насчет новой Ольги такие же похотливые планы, какие строил Гантимур прежний насчет Ольги прежней? Но ведь Ольгушка – невинная девица, она просто ничего не успела… Но, с другой стороны, Ольга унаследовала от Ольгушки только внешность и некоторые беспорядочные знания, а чувствует-то она себя прежней Ольгой, со всем накопленным именно ею жизненным опытом, со своими, прежними чувствами и привычками, с любовью к Игорю…
И со странным волнением, которое почему-то овладело ею при этих словах Гантимура, – конечно, конечно, только информативных и невинных. Точнее сказать, взволновало воспоминание о его прежних словах о желаниях, которые ему трудно подавлять!
Да какого черта?! Или плоть своего требует, на самом-то деле? Не требовала, не требовала, да вдруг приспичило?!
Не дай бог, Гантимур это почувствует! А еще хуже, если влезет в Ольгины мысли, как уже не раз бывало.
И… и что он тогда сделает? Начнет от Ольги «добиваться», как писали Ильф и Петров?
Она едва подавила смех. Ни с того ни с сего вдруг всплыл в памяти старый-престарый, основанный, кстати, на Ильфе и Петрове, анекдот про некоего начинающего автора, который принес в издательство своей роман, где была фраза: «Граф повалил графиню на диван и начал от нее добиваться». «Что это у вас, товарищ, осколки старого строя живописно изображены, а где же каторжный труд угнетенного пролетариата?» – вопросил редактор и вернул роман на доработку. Вскоре автор вернулся. Обруганная сцена была переписана следующим образом: «Граф повалил графиню на сундук и начал от нее добиваться. А в это время за стеной ковали чего-то железного».
«Ковать чего-то железного» – это тоже из Ильфа и Петрова…
– Ча! Осторожно! – раздался вдруг окрик Гантимура, и Ольга испуганно замерла.
Гантимур замер впереди на тропе, болезненно сморщившись и держась за голову.
– Что?! – воскликнула Ольга, испуганно озираясь, словно готовясь увидеть всадника, вооруженного копьем и луком. А то и сотню!
Говорил же Гантимур, что местные жители появляются, когда о них подумаешь! Он неосторожно не только подумал, но и рассказал о них, вот они и явились, как черт, упомяни о котором – а он, как известно, тут как тут?!
– Ты наступила на мою тень! – простонал Гантимур, по-прежнему держась за голову.
– Какую еще тень? – растерянно спросила Ольга, вглядываясь в утоптанную траву, и, к своему изумлению, в самом деле увидела бледный очерк тени своего проводника.
Ольга одной ногой стояла на голове это тени.
Откуда же взялась тень, если солнца никакого только что и в помине не было?
Ольга закинула голову – и еще больше изумилась: да ведь небо стало другим! Оно прояснилось, поголубело, стало как бы глубже, в нем появился некий намек на солнце… и лес вокруг изменился. Даже странно, что она этого не замечала раньше: больше нет вокруг гибнущих деревьев и гниющих завалов, деревья вполне живые, листья зеленые, весело шелестят под легким ветерком.
– Что случилось? – воскликнула Ольга. – Мы что, уходим из Буни?
– Убери для начала ногу с моей головы, а потом я отвечу на все твои вопросы, – взмолился Гантимур.
– Извини!
Ольга попятилась, и страдальческое выражение с лица Гантимура исчезло.
– Мы не уходим из Буни, просто около шаманской реки Энгдекит оживает даже мертвая природа, – пояснил он. – Помнишь, какие у нее сверкающие волны? Они бросают отблески своего света на деревья, на траву – и даже на небо царства мертвых. И все вокруг как бы немного оживает.
– А если воды Энгдекита бросят эти отблески на местных мертвецов? – опасливо спросила Ольга. – Они тоже немного оживут?
– Нет, на людей это не действует, – буркнул Гантимур, обходя Ольгу по траве и вдруг останавливаясь, пристально глядя себе под ноги. – Погоди немного. Я хочу кое-что проверить… Странно!
Ольга оглянулась и увидела на траве свою бледную тень. Гантимур стоял на ноге этой тени и озадаченно хмурился:
– Тебе что, не больно?
– Нет, – удивленно вскинула она брови. – А с какого перепугу мне должно быть больно?! И почему больно тебе?
– Думаешь, хаян, душа человека, может отразиться только в водах Энгдекита? – буркнул Гантимур, все еще потирая голову
