Но сейчас Алуэтт нельзя было отвлекаться. Ведь найти то, что она искала, следовало до возвращения сестер из Зала собраний.
Бережно открывая переплет десятого тома, девушка с замирающим сердцем предвкушала ответы на свои отчаянные вопросы. Они должны быть здесь. В этом томе содержалась исчерпывающая информация о Министерстве, полиции и Бастилии.
– Маленький Жаворонок, ты здесь?
От неожиданности Алуэтт захлопнула книгу и, схватив другую с ближайшей полки, прикрыла ею заглавие «Хроники». Подняв глаза и увидев выходящего из-за высокого шкафа отца, она сообразила, как глупо таиться от него. Гуго Торо, единственный во всей Обители, не умел читать. Он никогда не интересовался изучением Забытой Речи.
– Да, папа, – высоким звенящим голосом отозвалась Алуэтт.
Мощная фигура отца заполнила собой маленькую библиотечную нишу. И впервые в жизни его рост, широченные плечи и огромные руки показались Алуэтт незнакомыми. Загадочными. И даже пугающими.
Конечно, смешно было бояться собственного отца – уж он-то и в мыслях не держал ее обидеть. И все-таки Алуэтт вжалась в спинку стула.
– Ужин готов, – подмигнул ей отец.
У нее вырвался вздох облегчения. Он вдруг снова стал ее отцом. Могучие плечи, добрая улыбка – все опять собралось в знакомый образ. Знакомый и любимый. Понятный.
Отец склонил голову к плечу:
– Да ты здорова ли?
Она поспешно кивнула и улыбнулась:
– Ну конечно здорова. Просто я… понимаешь… – Алуэтт опустила взгляд на стол, подбирая слова, и чуть не расхохоталась, увидев, какую книгу выхватила наугад, чтобы прикрыть десятый том «Хроник Сестринской обители». Это была история девочки, воровавшей книги во время одной из страшных войн Первого Мира. Алуэтт ткнула пальцем в обернутый пластиком переплет. – Зачиталась.
Отец расплылся в улыбке:
– Все читаешь… – В его теплых карих глазах искорками отразились лампы библиотеки. – Помню, маленькой ты вечно пряталась здесь от принципаль Франсин. А когда она собиралась запереть библиотеку на ночь, выпрашивала еще пять минуточек. Еще одну главку.
Рассмеявшись, Алуэтт всмотрелась в лицо отца. Такую тоскливую задумчивость она видела на нем не раз. И догадывалась, что ему не слишком приятно вспоминать о прошлом.
О прошлом, одетом в тайну.
«Заключенный номер 48590».
От воспоминания о голосе робота, дребезжащем в коридоре Трюма, у Алуэтт по спине прошел холодок. И как болтался в руке дроида тот человек…
Быть может, все это пустое. Может быть, металлические точки на руке того мужчины – случайное совпадение. Да и с чего бы ее отцу вдруг оказаться в заключении? Гуго Торо был добрым и мягким человеком, безупречно честным.
Просто не за что было сажать его в тюрьму.
Он совсем не похож на того арестанта, которого она видела в Трюмах.
– Ты точно здорова? – Вопрос отца вернул ее к действительности.
– Точно, – кивнула Алуэтт.
– Ну, тогда я жду тебя в столовой.
Отец уже повернулся к выходу, когда Алуэтт вдруг услышала собственный голос:
– Папа!
– Что такое, ma petite? – Ее внезапный отчаянный выкрик застал его врасплох.
– Я… – начала девушка, но слова застряли в горле. – Ты… – Она начала сначала. – Ты всегда был поваром? И до того, как попал сюда? – Она взмахом руки обвела стены из книг. – То есть до того, как попал в Обитель?
Что-то мелькнуло в лице отца, заставив Алуэтт съежиться. Гнев это был или страх? А может, то и другое? Она не знала. К тому же это непонятное выражение тут же сменилось обычной мрачностью.
– Жаворонок мой, – тяжело вздохнул отец.
Алуэтт открыла было рот, в ней уже бурлили новые вопросы. Но она тут же остановила себя. Бесполезно. Отец никогда не отвечал на вопросы. Не отвечал и не ответит.
И разве она вправе требовать от него правды, когда сама только что совершила поступок, о котором ему нельзя рассказать? Она покинула тайное убежище, двенадцать лет служившее ей домом, и вышла в Трюмы, чтобы помочь попавшему в беду незнакомцу… мальчику по имени Марцелл. За ней гнались дроиды! Она подвергла себя опасности. Большой опасности.
И теперь Алуэтт понимала, что у каждого из них есть свои секреты.
– Ужин готов, и сестры ждут, – промолвил отец тоном, подводившим черту под разговором.
Алуэтт взглянула на блестящую обложку «Хроник», выглядывающую из-под другой книги. Придется десятому тому подождать. Придется ей подождать. Отец откашлялся.
– Ты идешь?
Подхватив обе книги, Алуэтт вернула каждую на свое место на полке. Когда она обернулась, отец уже выходил из библиотеки. Легкость, которую он принес с собой, куда-то пропала.
Ей стало грустно.
И досадно.
– Папа! – снова позвала она.
Он задержался в дверях.
– Да, ma petite?
Алуэтт медленно подошла к отцу, заглянула в глаза, обняла. И крепко прижала к себе.
– Прости меня, – прошептала она.
Он поцеловал ее в лоб и усмехнулся:
– За что, во имя Латерры, тебе извиняться, мой Жаворонок?
Но Алуэтт не ответила. Отстраняясь, она задержала ладонь на предплечье отца. И нащупала пять серебристых бугорков – на каждом разное число точек. Она так часто водила по ним пальцами в детстве, что знала каждую наизусть.
Две точки, четыре точки, потом шесть, гладкий бугорок – и одинокая точка в конце.
Сейчас в мгновение ока эти впадинки на серебристых пупырышках превратились в нечто иное. И полностью преобразили отца в ее глазах. Теперь Алуэтт знала, что означают эти точки. Последовательность цифр.
Его номер.
24601.
Глава 21
Марцелл
– Надетта Эпернэ, гувернантка премьер-инфанты, призналась в злодейском убийстве.
Руки генерала д’Бонфакона сжимали край кафедры, а ровный взгляд обегал министерский зал совещаний. Шесть рядов высших офицеров, похожих на дроидов: безукоризненная выправка, суровые лица и одинаковые льдисто-белые мундиры. Рядом с кафедрой, подняв голову и сцепив руки за спиной, стоял глава столичной полиции инспектор Лимьер. Импланты в его лице гудели и мигали.
– Мы полагаем, что мадемуазель Эпернэ действовала не в одиночку, – продолжал генерал.
Сидевший в последних рядах и старавшийся подражать в невозмутимости другим офицерам Марцелл с трудом сглотнул. Ему было дурно. Как же все это ужасно: и то, что малышка Мари умерла; и то, что Надетта созналась в убийстве.
И то, что из головы никак не идет его собственная гувернантка.
– Отравление было подстроено весьма хитроумно, – продолжил дед, вернув Марцелла в зал заседаний. – Подобное не по плечу пустоголовой молодой девице.
Генерал махнул женщине-киборгу в зеленой робе, стоявшей рядом с кафедрой:
– Медик Виши, доложите, что вы обнаружили.
Главный медик выступила вперед: в резком свете ламп у нее на лбу и в щеке моргали и поблескивали импланты.
– Посмертная экспертиза показывает, что премьер-инфанта скончалась от летальной дозы цианида, – начала она. – Поступив в организм, яд вызвал мгновенную асфиксию, что привело к учащенному дыханию, сильным спазмам сосудов мозга, рвоте, потере сознания и смерти в течение пятнадцати минут.
К горлу у Марцелла подступила желчь, и он снова попытался сглотнуть. Так вот что случилось с малышкой Мари. Какая ужасная, мучительная смерть. Как может медик говорить об этом таким холодным, сухим тоном? Словно рассказывает
