Артём встал со стула, и расставил в стороны руки, словно конферансье в кафешантане.
— А теперь — ба-бам! Фамилия, инициалы банкира были Мартину знакомы. Это был ни кто иной, как бывший друг, отбивший в студенческие годы любимую Дениса!
Артём обвел всех взглядом, рассматривая, удивлены ли слушатели, или их этот поворот не тронул? По лицам парней судить было сложно, но девушки встрепенулись.
— Если бы я был писателем, — продолжил Артём, — и сам хозяйничал с сюжетом, то ни за что не использовал бы индийские страсти. В крайнем случае, вывернул на манер древнегреческих трагедий. Мол, девушка была беременна, когда рассталась с Денисом, и мы наблюдаем, вернее, подразумеваем классический комплекс Электры. Этот ход оправдан в случае вынужденного нагнетания драматизма в отношениях хозяина и раба. И так непростых, а здесь вообще ситуация вышла бы за грань. Отец получил в рабство, как выяснилось, свою же дочь. Был бы я писателем, я бы этот сюжет использовал с удовольствием. Богатство смыслов, символизм семейных отношений. Ведь брак, семья — разве это не рабство? Конечно, если мы имеем случай с нелюбимыми парами, где отец — тиран и садист. Короче, есть, где разгуляться. Но это вымысел, а в жизни произошло так, как произошло — Денис в рабыни получил дочку девушки, которую любил в студенческие годы!
— Блин, вот это прикол! — рассмеялась близняшка. — Если это правда, он должен её отпустить к отцу. Память о прошлом и всё такое.
Артём усмехнулся. Он был очень доволен таким вопросом, только что ручки не потирал.
— А вот и нет! Что значит, должен был? Я спешу галопом по Европам, особо не раскрывая психологии всей ситуации, не зацикливаюсь на умозаключениях героев. Представляю марионеток из театра теней — вот они есть в наличии, вот они идут, двигают ножками, что-то иногда говорят. Рождение, учеба, судьбоносный поворот, новая работа, трудовые кровавые будни, счастливый карьерный рост, почти хеппи-энд, приведший к тому финалу, о котором будет рассказано позже. У меня нет красного, синего, только белое, черное или два любых цвета, которые вы себе представили. Я просто пересказываю голый сюжет. Без подтекстов. Вы уж сами домысливайте то, о чем я умалчиваю. Так вот, давайте на минуту зададимся вопросом. Как бы вы вели себя, если бы получили в собственность раба?
Убитый пожал плечами.
— Это вопрос на миллион. Вот был бы у меня миллион, я бы себе прикупил парочку… десятков душ.
В комнате после этих слов никто даже не улыбнулся.
— Что, вы бы себе тоже прикупили? — спросил Артём, оглядев всех слушателей.
Вдруг одеяло поднялось, из-за него показалась голова заспанной Леры — близняшки.
— И я бы прикупила, — сказала девчонка, поднимаясь на ноги.
В этот раз смеялись все.
Лера обула туфли и, не обращая внимания на хихикающих друзей, зевая, вышла из комнаты. Артём продолжил:
— На рабство мы смотрим с высоты своего воспитания. Эта тема для нас дика. Но давайте вспомним недавние новости с Кавказа, где местные наших держали в ямах. На западе часто сообщают о том, как очередной маньяк выкрал ребенка и годами прятал у себя в подвале. В штатах закон об отмене рабства был принят только в середине прошлого века.
— Когда? — спросил Алексей.
— Один из последних штатов поправку к конституции утвердил только в середине семидесятых прошлого века.
— То есть, не тысяча восемьсот, а тысяча девятьсот семидесятом? — переспросил Убитый.
— Да. Про восток я уже говорил. Что для нас дикость, там считается нормой. Иметь рабов — такая же традиция, как и иметь много жен. Мартин, по большому счету, уже не наш человек. Он большую часть года жил и работал среди иностранцев. Если из моего рассказа неясно, то постараюсь объяснить. Вы думаете, что русский, оказавшийся на чужбине, обязательно вспоминает о березках, квасе и морозе под сорок? Глубоко ошибаетесь. Или не глубоко. Когда в тропических широтах сидишь в полдень в машине без кондишина, то поневоле завоешь, и перед глазами станут снежные искрящиеся поля, лыжня, уходящая в синеющий вдали лес, поднимающийся от трубы в небо дым, пощипывания в носу от мороза… Но в обычной жизни всё сложно. Помните как у Макаревича?
Артём прикрыл глаза и нараспев продекламировал:
«Когда откричат крикуны,
А бандиты положат друг друга,
А правительство свергнет себя
И некого станет винить,
Я оставлю остатки страны
И уеду далеко отсюда
В тропические моря
Достойно и медленно жить».
— Мартин — не Денис. Во времена островных путешествий, дармовых денег, закрытых вечеринок с девочками, он не считал себя русским. Чувствовал благодарность и привязанность к новой семье, клану, боевому братству «Сиджала», ведь страна, в которой он жил, воспитывался, получил образование, исчезла, испарилась, как иней на заре. Он не был готов принять ислам, но если бы попросили, по крайней мере этот вопрос не вызвал бы у него неприятия. Ведь Мартин знал, что Файза исповедует ислам, но эта тема ни разу в их отношениях не всплывала. Он не замечал свою рабыню, относился к ней, как к вещи. А какая разница, каким богам молится вещь, а?
Артём замолчал, услышав шум. По коридору в этот поздний час кто-то шел. Дверь открылась и в проеме показалась голова мальчишки. Прищурившись, глаза его ещё не привыкли к свету, он оглядел присутствующих. Найдя того, кто ему был нужен, сказал:
— Леш, на пару сек.
Выйдя, Алексей плотно закрыл за собой дверь, но Артём все равно расслышал, как мальчишка спросил: «Леш, подкинешь слеганца на пару напасиков?». Через минуту «моряк» вернулся и, идя на свое место, тихо бросил Убитому: «Последнее отдал».
В комнате установилась неловкая пауза. Артём вдруг почувствовал, что он здесь сидит перед всеми, словно дрессированный медведь. Напротив него люди, которые не купили, а только обещали купить театральные или, точнее будет, цирковыебилеты, а он — скоморох, фигляр, штукарь. История его — пустышка, нет ни особой интриги, ни серьезной, взрывающей пласты человеческих умов идеи. Все построено только на старом фокусе мошенников — «а что же будет дальше?». События прыгают, как белка с ветки на ветку, хорошо хоть ствол один, а то запутались бы все. Это ему хорошо, видит полностью всю ситуацию от начала и до конца, со всеми нюансами. Он пытается выстроить необходимую для понимания последовательность событий, но получается ли? Это писатели, словно архитекторы, чертят свои романы годами, а у него сюжет лепится спонтанно. И часто что-то мешает. Вот,
