— Кинотеатр не работает. Это на следующую неделю, — сказал он раздраженно, — детям.
Движения Артёма были суетливы. Он спешил быстрее взгромоздить тяжелую афишу в стеклянный ящик, замкнуть замок и вернуться в свой теплый кабинет, подальше от сырости ихолодного ветра. На белом картоне были нарисованы девочка и Дед Мороз с красивым посохом, а внизу размещены огромные буквы — МОРОЗКО. Снегурочка и дед были очень похожи на актеров, играющих в этой сказке.
Артём понимал глупость подбора фильма — на дворе стоял конец ноября, и до Нового года оставалось ещё целых пять недель. Дни сейчас тянулись промозглые, сырые, с туманами по утрам и ежедневными холодными дождями после обеда. Торчащие по всему городу голые деревья с мокрыми стволами и ветвями. Успевшая перегнить бурая листва на сырой земле. Лужи, грязь, медленно едущие машины и автобусы, облезлые голодные собаки с впалыми боками — все эти и миллионы других безрадостных мазков, показывали, как уходящий год устал, и как ему перед скорыми похоронами необходим покой. Больные, постоянно кашляющие и сморкающиеся, люди ждали праздников. Они с ненавистью смотрели на хмурое цвета грязной марли низкое небо, невольно выискивая там солнце. Вот только Новым годом, морозом, апельсинами, конфетами, конфетти, гирляндами, шоколадными зайцами в фольге в эти дни и не пахло…
— Я к вам, — сказал старик. — Можно?
Артём посмотрел на афишу — ровно ли стоит? Убедившись, что все сделано правильно, прикрыл стеклянную створку и, защелкнув навесной замочек, слез с лестницы на асфальт. Сложив стремянку, он поднял с мраморных плит дерматиновую сумку с инструментом. Бросив старику через плечо: «Почему бы и нет?», — пошел к двери.
Оба вошли внутрь дворца культуры. Каблуки гулко стучали по каменному полу, и эхо далеко расходилось в пустынном зале. Свернули направо к лестнице, ведущей на второй этаж, где были расположены пустующие сейчас гримёрки, раздевалки и залы для бальников. Там же, в правом темном углу, находилась дверь, ведущая в конуру механика. Комната была небольшая, но и немаленькая — как раз, чтобы поместить два огромных, стоящих на постаментах, кинопроектора, столы для катушек с фильмами, личные вещи, и всякий, необходимый для его ремесла хлам. Здесь было сыро, тускло, но по-своему уютно. Особенно в углу, где обитал хозяин. Самодельный обогреватель с раскаленной спиралью, столик, покрытый порезанной ножом грязной клеенкой, стул, яркая лампа — от неё тоже шло тепло. Свет конусом грел ряд грязных чашек, цветные жестяные банки из-под кофе, какао и чая, стеклянную сахарницу и край электрического чайника с потертыми боками. Здесь было хорошо, а вот остававшееся в полумраке пространство: стеллажи, динозавры-проекторы, наваленные в дальних углах коробки, ряд одинакового размера кожаных баулов, в которых можно перевозить объемные тяжелые вещи, сейчас были словно чужие, нездешние, не принадлежащие маленькому, домашнему мирку киномеханика.
— По чайку? — спросил хозяин.
— Не откажусь. Вас зовут Артёмом?
— Да, а вас?
— Иван Константинович.
— Очень приятно, Иван Константинович, — сказал механик отчетливо, явно стараясь запомнить звучание имени отчества. За ним водился грех — была слабая память на имена. — Было бы что покрепче, по паре капель залить, не отказался б. Но чего нет — того нет.
Стариксел на гостевой стул, — он был расположен напротив хозяйского, — спутать невозможно. Кресло Артёма было закрыто старым, побитым молью теплым пледом, с висящими до пола концами, чтобы обматывать ноги, а гостевое место прикрывала четырехугольная грязная с вышивкой по краям тряпочка.
Пока хозяин готовил чай, старик прокашлялся и, не затягивая, сказал, зачемпришел:
— У меня для вас есть забавный сюжетец. Писатель выдумал целый мир с приведениями, упырями-вурдалаками, маньяками, практикующими черную магию… Ведьмами там… И много книг написал. Популярных. Персонажи такие получились достоверные, словно с живых срисованные. Ситуации забавные, характеры запоминающиеся. Такую книжку прочтешь — захочешь узнать продолжение, хочется очутиться там, в этом мире, страшном, но при этом манящем. Если можно так вычурно высказаться. И вот однажды… Однажды приходит к этому писателю пожилой человек. Похожий на меня. Чудаковатый, одетый странно, ни то, что не по моде, а словно из другой страны. Или времени. Застал писателя врасплох. Предположим, тот собирался отдыхать… А что? Состоятельный человек, может себе позволить. Но этот гость… Он просит писателя уделить ему несколько минут. Он говорит, что случилось горе. Некий колдун совершил убийство. Доказательства собраны, заслушаны стороны обвинения и защиты, но перед тем как суд должен огласить приговор, колдун в качестве последней просьбы потребовал привести… Вас. То есть этого писателя.
— Куда привести? — спросил механик, не поднимая головы.
Артём рассыпал по чашкам заварку и сахар, достал из старого пакета стопку галетного печенья и положил на блюдце, предварительно сдув с него крошки. Затем взялся за ручку чайника — вода вот-вот готова была закипеть. Его движения были плавны, уверены. Когда раздался противный писк, снял чайник с платформы, разлил воду по чашкам, рассматривая как чаинки, пуская чернильный сок, закружились в вальсе.
Артём внимательно слушал старика.
Сколько гостей сидело на этом стуле? Сотни? Тысячи? Каморка киномеханика уже многие годы притягивает неудачников, алкоголиков, девчонок-поэтесс, наркоманов, реально опасных, больных на всю голову сумасшедших мудаков, рок-музыкантов, начинающих журналистов, астрологов, и ещё много-много всякого неустроенного в этой жизни люда…. Они приходят, каждый со своей историей и знакомятся, и рассказывают, смеются и плачут…
Сегодняшний гость имел вид холостяка или, скорее, вдовца. Возраст — под семьдесят. Уставший, слабый, больной. Это и неудивительно — здоровых и довольных жизнью сюда, в темную конуру с двумя грозными рычащими, стрекочущими динозаврами, не тянет. Сюда приходят неуспокоенные мечущиеся в постоянном поиске вселенской гармонии души. Не важно, кто хозяин логова — сюда влечет чудаков, непризнанных гениев, бандитов и уродов всех мастей их внутренний магнит. Так было здесь до Артёма, так будет и после, а внешность старика как раз подходила для клуба городских сумасшедших.
Заляпанные грязью, легкие не по сезону туфли, помятые черные брюки, драповое такого же цвета легкое пальто, явно с чужого плеча: раньше рукава были короче и чтобы подогнать под нового хозяина, ткань портному пришлось распарывать и приспускать, но полоски на сгибах-то остались. И всё равно рукава казались коротковатыми — это, наверное, из-за тонких запястий и узких старческих ладоней, длинных, сейчас крепко сцепленных в замок узловатых пальцев.
Комнату медленно заполнял крепкий, бьющий под дых запах немытого тела.
Старик, не обращая внимания на тяжелый взгляд Артёма, продолжал:
— …привести писателя в мир, похожий на книжный. Где-то были настоящие колдуны и шаманы, убийцы и чернокнижники. Они прятались в своих норах, тайных катакомбах, соборах. Жили по своим, понятным только им правилам. Это был закрытый микрокосмос, где существовала понятная и принятая только там, в
