— Хорошее начало для романа, — сказал Артём. — Сами сочинили?
— Да, — сказал старик. — Поневоле.
— А что будет дальше?
— Ну, как это бывает в бульварных романах? Писатель берется за дело. Ему многое в диковинку, но он быстро осваивается в этом таинственном мире. По просьбе адвоката он начинает свое расследование.
— Какого адвоката?
— Ну, обвиняемого. Там чтят закон…
— Интересно…
Старик пожал плечами.
— Вы знаете, чтобы читателя держать в напряжении, необходимо иметь какие-то временные рамки, а за сутки или двое писатель должен найти настоящего убийцу. Ему помогают странные персонажи, не совсем подпадающие под наши понятия приличия. Они объясняют, что совершил подсудимый, какие есть доказательства его вины, указывают на нестыковки. Потом на писателя нападают, как бы хорошие с виду герои, угрожают, просят по-плохому бросить это дело, не вмешиваться в неизвестный ему мир. Но писателя уже не вытащить оттуда, ему там нравится… Там он чувствует себя как дома. Он идет против своей интуиции, против логики и здравого смысла. Запутанная, в общем, история должна получиться.
— И кто в итоге оказался убийцей? — спросил Артём.
— Ну, если бы я писал книгу, то сделал бы так, что реальная вина будет лежать на колдуне. Ему необходимо было просто затянуть время, чтобы его помощники успели подготовить побег. В конце концов, писатель раскрывает все тайны, и тут мы подходим к самому интересному — открытому для автора концу. Мне любопытно, сможет ли убежать главный отрицательный герой? Победит писатель колдуна или нет? Он обязательно одолеет негодяя, но когда? Сейчас или придется писать продолжение?
— Ну, вы же автор, — отозвался Артём. — Неужели вы сейчас не можете сказать, каков будет финал?
— О, нет. Для этого необходимо сесть и все выразить на бумаге. Идея сюжета — это только начало, а когда садишься за воплощение, история начинает жить уже своей жизнью. У неё собственные законы, мораль и…
— Справедливость, — закончил мысль Артём.
— Да. Вам ли этого не знать?
Механик внимательно посмотрел на старика.
— Что вы имеете в виду?
— Вы же понимаете, что моя присказка, это… только шутиха для привлечения вашего внимания? Это… сказка — ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок.
— Но я не рассказываю истории о вурдалаках, — усмехнулся Артём. — И вы не похожи на гостя из потустороннего мира.
Лицо старика было строгим, как у людей, разучившихся улыбаться. Две глубокие складки между бровей, бесцветные, ничего не выражающие глаза, скорбные морщины-щели, словно надрезы, по краям губ. Артём подумал, что на посланца из выдуманного микрокосмоса старик не годится, но судью в пьесе детского спектакля сыграть смог бы.
— Я пришел к вам… Давно собирался. Уже несколько лет… Но никак не мог решиться, — продолжил гость. — Иногда сидел там внизу, в зале. Кино идет, а я в это время пытался набраться храбрости. Мне надо было только подняться в эту комнату, но… не мог. А потом просто перестал сюда ходить. Но, как не тяни, больше прятаться нельзя. Время настало!
— Какое время? — что-то Артёма насторожило. В голосе старика стали проскальзывать нотки, какие бывают у истинно верующих и психически нездоровых людей. Уж Артём в этом разбирался — приходилось иметь дело как с одними, так и со вторыми.
— …Раньше можно было: я знал, что не срочно — время терпит. Но вот сейчас… Простите меня, Артём. Уже все началось. Я знаю, что отнял время, вам его, наверное, теперь будет не хватать, но и вы меня поймите! На это так сложно решиться! Это так… страшно…
Артём почувствовал, как по его спине пронесся прохладный ветерок.
— Это так страшно… — повторил старик, моргая маленькими, тусклыми, закисшими в уголках век глазками. Спустя пару секунд он добавил: — Страшно, что придется вам сделать.
Артём перестал перемешивать ложкой сахар.
— Что мне придется сделать?
И вот тут-то гость снова повторил свои первые слова:
— Вы читали «Фауста»?
Артём, прежде чем ответить, обдумал вопрос.
— Когда-то давно несколько страниц. Там же в стихах.
— Да, но это нормально. Только начнешь и скоро привыкнешь. Это как «Евгений Онегин». А тут драма. Вернее, трагедия.
Старик вздохнул.
— У вас уже нет времени читать. Но вы же знаете, о чем там?
Артём пододвинул кружку гостю.
— О том, как поэт попал в ад.
Старик начал так мелко-мелко трясти головой, что со стороны могло показаться, что у него припадок.
Артём усмехнулся:
— А! Я их все время путаю и часто, когда одно имею в виду, то называю другое. Это «Божественная комедия» Данте Алигьери. «Фауст» — о договоре с Мефистофелем. Впрочем, и «Комедию» я тоже не читал.
Старик попытался улыбнуться, но у него не получилось — уголки губ в его жизни так часто были опущены вниз, что ему сейчас было трудно держать улыбку.
— Это уже для вас не важно.
— Почему?
Гость тяжело встал, выпрямил, как смог, спину, расправил плечи и сказал:
— Потому что я — праведник, а вы — проводник.
4. Зола на снегу
«Вы — проводник». Не импровизатор, а проводник…
Артём, отогнав воспоминания, внутренне собрался. Ещё раз окинув взглядом собравшихся в комнате, он приступил к рассказу:
— Хорошо. Я так понимаю, Олег описал вкратце? Прежде чем начну, вы должны знать, что в моих историях не бывает удачного финала или неудачного. Всё, о чем я вам расскажу, происходило, происходит или будет происходить на самом деле. Это всё правда от начала до конца. Если хотите, я… Как бы ясновидящий, но не в смысле узреть счет матча или разгром врага в войне. Ко мне иногда приходят истории, связанные с неизвестными мне людьми. Это как Ниагарский водопад. Вот ты сухой, а потом в доли секунды на тебя обрушиваются тонны воды, и ты весь… Весь — до нитки, до молекулы, до атома — мокрый. Ты вдруг начинаешь понимать, как персонажи — герои истории — жили, как живут и — в особенных случаях, — что их ждет в ближайшем будущем. Это не рассказы, это правда. До самого последнего факта, мысли или сказанного героями слова. Здесь невозможно что-то придумать. Это как высшее знание. Вот сидит в голове формула, аксиома и ты понимаешь, все происходило именно так и никак иначе. Хотя…
Артём вдруг замялся.
— Подобное с деталями раньше случалось, но крайне редко… Бывало раз или два. Касаемо моей последней истории, то там имеются два финала. Человек ещё живой и у него есть выбор. Существует развилка
