Повеселились мы в те новогодние дни от души. В саму новогоднюю ночь все поучаствовали в конкурсах, вообще-то очень приличных, но в исполнении некоторых – не совсем. Особо запомнился всем чуть подвыпивший Азамат, пытавшийся в пантомиме изобразить самовар. В результате скромная Маша покраснела как помидор, из углов раздались скабрезные смешки, и парень, поняв, что сделал что-то не то, поспешил уйти с крохотной сцены. Но заслужил-таки свой приз, потому что никто не угадал, что же он показал. Призы для всех как раз и были сделаны из медной проволоки от кабеля, выгнутой самыми замысловатыми способами и заменявшей шуточные медали.
В следующие три дня мы катались на коньках и санках – в последние Славка уже начинал впрягать подросшего и окрепшего Гаврюшку – и устроили в украшенной пластиковыми игрушками сосновой рощице снежную битву, в которой, за неимением снежков (снег ведь на морозе не слипается), использовали напиленные «кирпичиками» слежавшиеся сугробы. Отличный выдался праздник!
* * *В том мире нет длинных новогодних каникул, но наше руководство в лице Виктора Михайловича и Игоря Николаевича решило сделать сотрудникам подарок – всю праздничную неделю работать не по восемь, а по пять часов в день. Все такому подарку обрадовались: и работа не останавливается, и праздничное настроение сохраняется, к тому же можно подольше посидеть с друзьями по вечерам. А еще – посмотреть первый в этом году звездопад, пусть и не очень сильный.
Вот и вышли мы поздно вечером третьего января на окраину болота, где наблюдению не мешал свет поселковых фонарей. В почти черном небе сияли яркие звезды, за видневшейся вдали черной полосой леса стояло красноватое зарево далеких факелов: в этом мире, как и в моем, до сих пор попутный газ сжигали, а не конденсировали. Не все идеально в жизни.
Мы поболтали с ребятами, тоже вышедшими посмотреть на звездопад, и отошли в сторону: нечего мешать ни Виталию с Инессой, ни Шафкату с Гузелью. Я, запрокинув голову, смотрела вверх, пытаясь уловить падающие искры и успеть загадать желание. Лаки вдруг окликнул меня очень странным голосом. Я опустила взгляд и удивилась выражению его лица: в ставших почему-то огромными карих глазах отражался свет то ли звезд, то ли за домами фонарей и были тревога и отчаянная решимость.
– Что случилось?
– Установка! Ты разве не чувствуешь? В городе включают новую установку!
Я похолодела, мысленно представив, что сейчас творится в Эмторе, но Лаки думал совсем о другом:
– Бежим, у тебя не больше получаса!
– Ты о чем? – Я не могла понять.
– Ты должна вернуться к себе! Это твой шанс. Бежим!
Он потянул меня за собой, и мы понеслись к возвышающимся в километре от нас многоэтажкам. Только что здесь расстилалось обычное заснеженное болото с невысокими кривыми сосенками, выглядывавшими из-под покрытых тонким настом сугробов, а теперь вместо привычного пейзажа снова начинался бред, связанный – я это знала – с моими детскими воспоминаниями. Ну почему именно с моими? Почему я такая особенная?! Эта мысль возникла и сразу же исчезла, потому что нужно было думать совсем о другом. Перед нами вырастала путаница вагончиков и балков, связанных между собой полосами теплотрасс, привычной же дороги не было совсем. Мы, спотыкаясь о проволочные крепления, бежали именно по трубам, обмотанным то стеклотканью – это было хорошо, – то черной изоляционной лентой – и это оказывалось намного хуже, потому что, в отличие от ткани, она, слегка припорошенная сконденсировавшимся от мороза инеем и присыпанная снежком, была невероятно скользкой, и бег по такой теплотрассе становился пыткой. Но Лаки тянул меня вперед, заставляя бежать все быстрее, а потом резко останавливался, ища выход из лабиринта вагончиков и теплотрасс, и тогда я ударялась в его спину, еле удерживаясь от падения в – я это знала – обманчиво мелкие сугробы, под которыми наверняка были бескрайние глубокие лужи горячей воды, выливавшейся из пробитых кое-где труб. Детский кошмар стал явью, и я иногда успевала урывками подумать, а что происходит в других частях города. Такая же паутина труб, слепящие глаза вспышки падающих все чаще звезд и усиливающийся холод, или все же нет? Или в каждом месте своя чертовщина?
– Стой! – Лаки резко остановился, подхватил меня, удержав от падения в огромную парящую лужу посреди рыхлых сугробов. – Дорога. Нам надо на ту сторону.
Я выглянула из-за его плеча. Да, дорога, ярко освещенная, огороженная с обеих сторон валами счищенного с проезжей части снега – они были почти в рост человека, и мы стояли как раз на таком валу, – и заполненная слишком быстро проносившимися машинами, причем не легковушками, а грузовиками, а то и вообще немыслимыми в городе спецмашинами, перевозившими трубы для нефтепроводов. Все они мчались куда-то с пустыми кабинами, управляемые неизвестно кем – не настоящие автомобили, а снова материализованный бред. Но теперь уже не мой! Значит, у кого-то поблизости тоже очень образное мышление. Смешно, но эта мысль меня немного успокоила. На одну секунду. И сразу же пришел страх: перебраться на ту сторону просто нереально! Лаки, оценив обстановку, спрыгнул на узкую обочину, помог спуститься мне.
– Когда дерну за руку – сразу бежать, на слова у нас времени нет!
Я, представив, во что нас может превратить пронесшийся мимо грузовик, сжала руку парня, показывая, что поняла. Нас сбивал с ног мощный поток воздуха от машин, но гарь выхлопов и туман испарений стояли в морозном воздухе, словно при полном безветрии, мешая видеть и дышать.
Рывок за руку, бег, ослепляющий блеск дальних фар, обледенелая, отполированная до состояния катка, но не ровная, а желобом – от краев вниз, к проезжей части, – дорога, вонючий морозный воздух сжигает горло и легкие. Запах металла, смазки и мазута, в миллиметрах от лица проносится проржавевший, в черных потеках, бензовоз с надписью на гипертрофированной бочке: «Огнеопасно». Ноги скользят по поднимающемуся вверх краю дороги. Обочина, белый «мрамор» только что счищенного грейдером снега, полосатая стена срезанного грейдером же сугроба, узкий проезд, в который меня властно тянет Лаки, и… мертвая тишина двора.
Лаки остановился.
– Иди, ты должна пройти! Думай о своем доме. Что бы ни увидела, думай только о том, чтобы вернуться домой. Там твои родители. Думай о них! Беги! Ну!
Я побежала вперед, теперь уже через ставший
