Следующие дни я вспоминала, что слышала от физиков о фоне пространства и его взаимодействии с человеческим мозгом. «Мы никогда не думали, насколько наш разум может влиять на окружающую действительность, – слышался мне низкий голос Тихона. – Тем более не ожидали, что мозг может преобразовывать энергию в материю».
«Ничего в этом странного нет, – улыбнулся ему тогда Рамиль Наильевич. – Ведь материя и есть всего лишь особым образом структурированная энергия, и наш разум тоже – энергия химических и электрических взаимодействий. Простите, Инесса, я говорю с точки зрения физика. Единственное, что кажется мне удивительным: как столь малая энергия одного человеческого мозга, одного сознания может привести к спонтанному переходу энергии в материю. Ведь мы сейчас как раз находимся в такой материализации – что о поселке говорить, что вот об этой усадьбе».
– Ната, вы написали статью? – переспросил меня завотделом.
– Что? Да, еще до праздников, сейчас скину. – Я очнулась от своих мыслей.
– И проведите экскурсию, через полчаса девятиклассники приедут. – Завотделом отошел, не очень довольный моей работой.
«Мозг, сознание взаимодействует с теми энергиями, которые ребята называют фоном пространства, и сам является структурированной энергией», – записала я в блокноте и пошла готовиться к экскурсии.
«Вы, Рамиль Наильевич, не правы, – возражал Шафкат. – Вопрос не в количестве приложенной энергии, а в точке ее приложения. Один атом может повлечь за собой процесс ядерного синтеза или распада, так и энергия мозга, видимо, становится £спусковым крючком“, структурирующим другие виды энергии Вселенной в материю».
«Вначале был Логос? – обернулся к нему Виталий. – Так мы до черт знает чего договоримся».
«А почему нет? – удивилась Инесса, пихая мужа в бок твердым смугловатым кулачком. – Все созданное нами было когда-то мыслью».
«Хватит, а то еще Платона с его миром идей вспомним, – оборвал ее тогда Азамат».
Я крутила в голове эту мысль: мозг может стать катализатором, точнее не сам мозг, а четкая мысль, плюс особые условия – тот самый диссонанс фона. Но… Вспомнились слышанные когда-то истории, как один деревенский музыкант переигрывал целый оркестр, заставляя людей на свадьбе играть похоронный марш, а на поминках – плясовую. Редко, конечно, но такое бывает. А еще – скандирование речевок, когда вся толпа вдруг подхватывает крик одного человека.
Я не физик, я обычный гуманитарий и не знаю формул, даже терминами не умею правильно пользоваться. Я привыкла к понятной образности картинки или мелодии. И этот образ идущего за деревенским музыкантом оркестра засел у меня в голове, сменившись через некоторое время стайкой рыб, плывущей вслед за чувствующим ток воды и электрические импульсы вожаком. Я ведь знаю, что такое ощущать фон пространства. Неужели для этого обязательно нужно быть в зоне воздействия установки?
Я закрывала глаза, пытаясь вернуть то состояние ощущения фона пространства.
– Добрый день, Владимир Сергеевич. – Я сказала это, не видя входившего.
Мой коллега вздрогнул, выронив пластиковую папку:
– Откуда вы узнали, что это я?
– Зеркальце. – Я притворилась, что убираю что-то в косметичку, хотя на самом деле знала, кто подошел к двери, еще когда она была закрыта. Получается, если очень постараться, можно почувствовать фон. А изменить?
В субботу через две недели после возвращения от родителей мне пришлось целый день водить школьные экскурсии, так что к вечеру я была уже никакая, поэтому, прикинув, сколько у меня денег, все же решила ехать домой на такси. Подъехавшая машина оказалась старой и грязной, в салоне воняло табачным дымом и дешевой отдушкой от висевшей над дверцей пассажирского сиденья «елочки». Молодой водитель еле дождался, пока я сяду, и рванул с места, желая показать свое мастерство, очень сомнительное на мой взгляд.
– А чо вы вперед не сели? – Парень был разговорчив и хотел познакомиться поближе.
– Мне тут удобнее. – Я старалась найти, за что ухватиться. – Можете помедленнее?
– Как скажете. – Он недовольно пожал плечами, сбавив скорость, но сразу же врубил музыку. По ушам ударил шансон: «Все равны пред иконою, кто войной повязан или зоною».
– Выключите, пожалуйста. – Я старалась говорить вежливо.
– А чо? Жизненная песня! – Парень недовольно выключил приемник и, пропуская медленно ползущий трамвай, раздраженно бросил: – Чо эти развалины не уберут? Ездить мешают.
– В Европе общественный транспорт развит больше, тем более трамваи, они ведь чище старых машин. – Я почему-то ответила на реплику, хотя понимала, что только подзадориваю этим водителя.
– Хорошая машина, я на ней на «восьмой» айфон накатал. Хотел летом «десятый» купить, а меня с деньгами кинули, да еще чуть на нары не попал. Вон, – парень кивнул на здание бывшего института, мимо которого мы как раз проезжали, – наняли нас сюда одну бандуру собрать, а она какой-то секретной оказалась, да еще и загорелась. Слышала летом про панику? Нас и взяли, будто мы ее делали, и все деньги забрали, менты эти! Меня с завода поперли, хотя там и так не платили, я на машине за неделю больше зарабатываю. Предки денег тоже не дали, хорошо хоть жрать готовят. И кредит из-за судимости не дают. Приходится сутками таксовать, а еще предкам отстегивать на жратву.
Он говорил что-то еще, жаловался на жизнь, на порядки в СИЗО, хвалил «жизненный» шансон, так и не узнав меня в плаще и вязаном берете. Я же узнала его почти сразу. Вот, значит, как. Я его тогда даже жалела, думала, он на семью деньги заработать пытался, а он их даже родителям давать не хочет, все на новую игрушку копит. Меня так и подмывало сказать: «Из-за тебя, гада, я там чуть не померла, и лучше тебя знаю, что такое побои в тюрьме». Но сказала совсем другое, уже расплачиваясь у своего подъезда:
– Твои деды, видать, полицаями или мародерами были, что ты войну с зоной привык равнять. И те, и те – бандиты!
Он дернулся вылезти, но мимо проходили соседки, поэтому ему оставалось только газануть, обдав меня гарью и еле вписавшись в
