За Веленежем началась Деревская земля. После того как Величана разорвала свой свадебный рушник, Лют оттаял и разговорился. Придя в себя, Величана застыдилась своего порыва, но и радовалась, видя, что ее лихорадочные поцелуи помогли Люту оттаять. Целыми днями их лошади шли рядом, и Лют рассказывал ей о тех временах, когда этими краями владел его отец, воевода Свенельд. Лют родился в Киеве, но Свенельд еще до завершения войны с греками перевез двух младших жен и их детей в свой городец близ княжеского Искоростеня. До семнадцати лет, до гибели отца и начала Деревской войны, Лют рос в тех местах.
Своим отцом Лют гордился, и неудивительно. Не считая воинской славы, Свенельд, воспитавший князя Ингоря, до конца жизни сохранил на него влияние и почти отцовской властью руководил им и его женой Эльгой в первые годы их брака. Он, по сути дела, доставил им киевский стол – без поддержки воеводы, его отроков и старых гридей Вещего Ингорь не одолел бы Олега Предславича. Сам Олег Предславич получил деревский стол из рук Эльги и Святослава и из доходов Деревской земли оставлял себе только треть. В то время как Свенельд, княжеского звания не имея, распоряжался всей деревской данью и содержал на нее свою дружину как полновластный князь.
Иногда Величана сама рассказывала о своей жизни, о родичах, о немногом пережитом ею до замужества. Лют слушал, не перебивая, и внимание в его ореховых глазах поощряло ее говорить дальше и дальше. Ни родной отец, ни Етон – ни один из двух – никогда не слушал ее так. И теперь Величана ощущала себя взрослой женщиной в заметно большей мере, чем когда была княгиней при князе, годившемся ей в прадеды. От Олега они в это время держались поодаль, чтобы тот ничего не слышал. Но Олег, казалось, и не обращал на них внимания, не беспокоился, к чему приведет дружба воеводского брата с плеснецкой полонянкой.
На реке Тетерев начинались места, связанные с преданиями о смерти Ингоря. Величане хотелось больше знать о Деревской войне: сейчас она куда лучше, чем в двенадцать лет, понимала, что война с киевской русью могла погубить и ее родное племя. Им, лучанам, повезло – не то что древлянам, у кого и князей-то своих не осталось. Об этом Лют мог рассказать немало: ему в ту зиму было семнадцать, и хотя самое начало событий он не застал, в походе Эльги и Святослава по Деревской земле успел поучаствовать.
С изумлением Величана слушала, что в том походе княгиню Эльгу сопровождала сводная сестра Люта – Соколина, дочь его отца от другой наложницы. В пору Деревской войны эта отважная дева вышла замуж за Хакона, иначе Пламень-Хакона, – родного Ингорева младшего брата. И это была уже вторая, после женитьбы Мистины Свенельдича на Уте, брачная связь между Свенельдовым родом и княжеским. Хакон умер несколько лет назад, а Соколина уже была замужем за другим воеводой – и тоже княжеских кровей. Но теперь она жила отсюда далеко – на другом краю белого света, в Хольмгарде на Волхове. Нечего было и думать когда-нибудь с ней повидаться, но Величане все равно было приятно о ней узнать. Каждая такая связь возвышала положение Люта и приближала его к ней.
Но, едва успев этому порадоваться, Величана внутренне сжималась. Будь она родом хоть Солнцевой Дочерью – сейчас она полонянка, раба, а Лют, пусть и родился от челядинки, в день смерти отца получил свободу. Теперь и не поймешь, кто из них другому неровня…
– Знать, добрая у нее судьба… И у тебя тоже, – добавила Величана, помня, что Лют начал жизнь в том же положении, что Соколина. – Иной в рабстве родится, а в лучшие люди выходит. А иной…
А иной – наоборот. Как она сама или Предслава, старшая Олегова дочь. Родилась та первенцем киевского князя, замуж первым браком вышла за князя, а второй раз выдавали ее как полонянку, и сама Эльга ради чести рода давала ей приданое. Но полученная Предславой свобода не распространилась на ее старших детей, и они до сих пор, как рассказывал Лют, жили среди Эльгиной челяди.
– Ты не печалься пока что. – Лют понимал, что ее тревожит. – Эльга – добрая женщина. И мой брат с ней… очень дружен, – сказал он так, что Величана мгновенно поняла, какова эта дружба. – Многие годы он честь и почет от нее имеет.
Величана, глубоко дыша от волнения, ничего не сказала, и разговор оборвался. Но Лют думал об этом куда больше, чем говорил. В детстве он жаждал иметь все «как у Мистиши», и даже его первый деревянный меч отцовский оружник Эллиди вырезал ему точно по образцу братова меча, настоящего. Детскую склонность к подражанию Лют давно пережил, научился принимать то, что во многом ему со старшим братом никогда не сравняться. Но нежданно-негаданно Доля поднесла ему подарок, о каком он и не мечтал. Свела с девой княжеского рода. Будто дразнила, вызывала: ну, по тебе ли деревце?
С той страшной для древлян зимы миновало всего девять лет. Раза три-четыре Лют по пути показывал Величане остатки сожженных городцов и весей. Во многие из них, как в Малин и в сам Искоростень, жители так и не вернулись после разорения, и теперь лишь обугленные бревна торчали из пышной розовой кипени цветущей ревелки – за склонность расти на пожарищах ее еще зовут «огненная трава». Другие насельники черной земли – березы – поднялись уже в человеческий рост. Показывал Лют и могильные насыпи. Путь от Киева на Мораву был важен для днепровской руси, и все сопротивление в этих местах подавлялось безжалостно. Уцелевшее от гибели и плена население ушло севернее, там же и Олег Предславич заложил для своего стола новый город под названием Вручий. Величана умоляла не становиться на ночь поблизости от разоренных мест – хоть и не срок мертвецам заглядывать к живым в гости, а все же боязно.
Но самый ужасающий осколок той войны подстерегал путников впереди…
За Веленежем вдоль дороги появились погосты, где можно было остановиться на ночь, но они были рассчитаны на более короткий зимний переход, а Олег Предславич желал сократить время пути; поэтому, пользуясь хорошей погодой, проехали дольше и заночевали под открытым небом. Выбрали удобную луговину близ реки: было место и где раскинуть шатры, и где пасти лошадей. Отроки наловили бреднем рыбы, натащили из лесу сушняка, набрали дикого лука, повесили котлы над огнем. На ночь поставили сети. Пока варилась похлебка, Величана со своими служанками отошла за ивы помыться. За все время пути в настоящей бане они были только один раз, в Веленеже, а
