– Но он взвоет, если она войдет к вам… Она княжья дочь! Княжья вдова! Святша мог бы ее водимой женой и княгиней сделать! Если только с родней бы ее помирился.
– Да, – согласно кивнул Мистина. – И все же – отдай, а? Алдан был простым хирдманом, а взял князеву вдову, правнучку Олегову. И Сыр-Матёр-Дуб не рухнул.
– Святша Предславе родня, а то бы сам взял.
– У него две жены княжеского рода – на одну больше, чем требуется. А тут и третью такую же привезли. Ты хорошо сделаешь, если избавишь его от заботы.
– Нет, больше невесток мне не нужно! Два внука от двух княгинь у меня есть – и довольно, даст бог этих вырастить!
Они встретись глазами, невольно думая об одном и том же. У покойного Ингвара обнаружилось два сына – и это оказалось на одного больше, чем требуется его державе…
А ведь где-то в Болгарском царстве есть и третий! Мысль об этом обожгла Эльгу. Шестнадцать лет назад болгарская княжна Огняна-Мария уехала со своим чадом из Киева, чтобы никогда сюда не возвращаться. О ее сыне Эльга с тех пор не слышала и сейчас даже не могла припомнить, как его звали. Может, его и в живых уж нет, успокаивала она сама себя.
Как мать семейства, она, конечно, радовалась, что у нее теперь два внука. Но как княгиня не могла не понимать: два сына Святославова от равно знатных матерей – это не обещало в будущем покоя земле Русской. Она, Эльга, окажет дурную услугу державе, если оставит Величану в доме и позволит Святославу взять третью знатную жену и пополнить ее потомством число будущих притязателей на киевский стол.
– Я часто прошу о чем-то для себя? – намекнул Мистина.
– Но это же не для тебя самого!
Мистина слегка развел руками: вот такой особый случай.
Эльга еще помолчала, чувствуя, что готова уступить. Если бы Величану хотели взять в какой-то другой дом, она бы повременила до возвращения сына. Но никакие доли в данях и добыче не возмещали того, что давала ей поддержка Мистины. Что касается имения, то многие годы она готова была дать ему гораздо больше, чем он соглашался взять.
И деву жаль… Выдали ее родные за старика, в «могильные жены», а останется здесь – ее возьмет себе Святослав: хочет не хочет, а положено ему так!
– Ну а чтобы бывшей княгине было не так стыдно идти за сына челядинки, Люту заслуги нужны, – добавил Мистина. – Съездит к немцам, и если все сладится, то ни один умный человек не попрекнет, что не по себе дерево рубит. А глупцов мы не станем слушать.
Эльга повернулась к Величане:
– А ты что скажешь? Я могу дать тебе волю. Выдам твое приданое, что ты из Плеснеска привезла. Ты будешь свободной женой, и бедностью тебя никто не попрекнет. Но ты останешься безродной. Подумай. Пока ты живешь у меня, твой отец еще может тебя выкупить. Ты вернешься в свой род… тебя снова сосватают… ты еще так молода – сыщется и для тебя князь или кто из бояр великих. Пока не поздно, спрашиваю: хочешь к ним в дом?
Но, говоря это, Эльга видела: ее слова почти не достигают слуха Величаны. Та слушала почтительно, опустив глаза, но на высоком широком лбу ее была написана твердая решимость отмести все доводы рассудка.
Та же самая, которая в ее годы руководила Эльгой…
– Если ты войдешь к Свенельдичу, то путь назад закроешь для себя навсегда. Твой отец никогда не примет вено от сына воеводы и челядинки. Ты не сможешь стать водимой женой того, кто родом много ниже тебя.
– Я знаю, – тихо ответила Величана, видя, что княгиня замолчала. – Но со мной это все уже было. Мой отец сосватал меня за князя хорошего рода. Было у меня вено, приданое, честь и почет. Только счастья не было. И когда гибель мне грозила, род меня не спас.
– Если так, неволить я тебя не стану. Ступай собирайся, и пусть Свенельдич если не честь, то хотя бы счастья для тебя найдет.
Величана поклонилась и ушла. Эльга молчала, сложив руки на коленях и глядя на закрывшуюся дверь.
Мужчина волен искать и добиваться счастья. Женщина лишь вручает себя мужчине и взамен ждет счастья как дара. Даже Брюнхильд из северных преданий, отважная шлемоносная дева, долго-долго спала на вершине горы, ожидая, пока явится к ней Сигурд и пробудит для новой жизни. Счастлива та, которая может сделать этот выбор сама, а не подчиниться чужому. И когда сделать выбор позволено лишь один раз, остается молить богов, чтобы не дали совершить ошибку.
– Он ее не обидит, – утешил Эльгу Мистина, видя смятение на ее лице. – С ним ей будет уж верно лучше, чем со стариком, что едва не утянул с собой в могилу.
Эльга улыбнулась. Сама она в возрасте Величаны совершила тот же самый выбор. Доверила свою судьбу, как ей тогда казалось, Ингвару, а на самом деле – Мистине. И он не обманул ее надежд, хотя это Эльга, по опыту и суждению зрелого ума, приписывала скорее доброй своей судьбе, чем верному расчету. У нее тогда не было времени строить расчеты. Так пусть же злая судьба Величаны и впрямь останется на дне закрытой могильной ямы.
И почему бы мужчине, который так похож на Мистину, не сделать ее счастливой?
Она взглянула на Мистину и улыбнулась. Вот уже очень много лет – со времен первого похода на греков – она знала некую семейную тайну. Знала, что у Мистины на одного сына больше, чем думают люди, а никаких братьев вовсе нет…
– Сдается мне… ты любишь этого больше других.
– Мне самому иной раз так мнится, – Мистина усмехнулся, будто его смешила сама мысль, что он может кого-то любить.
– Но почему? Ты так сильно любил ту девчонку?
– Да не любил я ее! Но… когда я его вижу… я так ясно вспоминаю себя в шестнадцать лет. Когда еще не знал, что со мной будет…
– Он и похож на тебя, как ни один из младших. Ты жалеешь о чем-то? Из того, что с тобой было?
– Нет. Но почему-то жаль того парня, который не знал, как оно будет. И знаешь… семнадцать лет я о нем и не думал. Сын дворовой девки, велика важность! А потом вдруг оказалось, что он – единственный мужчина, родной мне по крови, единственный, на кого я смог опереться, когда земля подо мной задрожала. И он меня не подвел. Он храбр и упрям, как гора каменная. Не мудрец, зато бескорыстен и честен. Нравится девкам, но ему нужды нет. Почти не умеет лукавить… хоть я его и учил. Кроме лица и храбрости, от
