А о своих правах как жены она не собиралась говорить при всех…
* * *Ночевать Святослав пришел к ней в избу. Как бы ни пролегли ее дальнейшие пути, это была единственная ночь, которую она сможет провести с мужем на месяцы вперед, и Прияна отослала Ярика со служанками в избу челяди. За этот день она вернулась к самой себе: лицо Святослава, его оружие, пояс со множеством позолоченных бляшек в виде морды барса, хорошо знакомые лица его гридей, киевский выговор, знакомые речи – все это возвратило ей тот стольный город, из которого она сбежала, пусть до киевских гор и оставался отсюда месяц пути. Она стала собой прежней и теперь хорошо знала, чего хочет и на что имеет право.
Когда он вошел, Прияна, сидя на лавке, расчесывала волосы, чтобы переплести на ночь. Сбросив кожух, Святослав тяжело сел рядом и обнял ее. Потянулся поцеловать, но она отвернула лицо. Ожидая его, она думала все о том же, что не давало покоя. Как ей отвечать на его поцелуи, пока она не убедилась, что любима им безраздельно?
– Что ты будешь делать с Горяной? – Прияна повернулась к нему и взяла за руку.
– С Горяной? – Об оставшейся в Киеве женщине Святослав явно сейчас не хотел думать. – А что с ней делать? Живет себе и живет.
– Но где она будет жить, когда я вернусь?
– Да что тебе за нужда? – Святослав высвободил руку. – Больше нам поговорить не о чем, что ли?
– Как это – какая моя нужда? Мой муж взял другую жену, Олегову правнучку, а мне нужды нет?
Прияна дрожала от волнения, но отступать было некуда. Не выяснив дела, она будет этой ночью чувствовать себя рабыней-наложницей, которой пользуются, как вещью, не спрашивая, что там у нее на сердце.
– Ты сам сейчас сказал людям, что княгиня в Киеве – по-прежнему я. Иначе ты бы нарушил слово, твоим отцом данное! Но раз уж ты взял еще жену… не знаю, правда, зачем…
– Да как зачем! – Святослав вскочил, отошел от лавки на пару шагов и ударил себя по бедрам. – Потому что иначе ее бы Улебка взял! Ты ж сама была при том, как им свадьбу ладили!
– Ты мог просто запретить ему жениться! – Прияна понимала, что и этот запрет был бы грубым насилием над ближайшей родней, но это казалось ей меньшим злом. – Зачем было брать ее за себя? Кто тебя принуждал?
– Мать твердила: пусть Улеб женится, тогда две ветви рода Олегова вновь в одну сойдутся, и никакой клюй пернатый Горяну не получит и Вещему в родню набиваться не станет! Чтоб рыжий ее взял – да я лучше придушу своими руками их обоих, а того не допущу! Я – князь русский. И все наследство Олегово – мое. Пока я жив – по-другому не будет!
– Но теперь-то уж Улеб на ней не женится! – Прияна тоже встала. У нее уже полегчало на душе, когда треснул лед молчания о самом важном, и она была полна сил для борьбы за свою честь. – Улеб на край света уехал! Зачем тебе дальше ее в женах держать? Отошли ее.
Решаясь на это требование, Прияна понимала: это жестоко. Этого унижения не заслужили ни Олег Предславич, ни его дочь. Но раз уж боги дали им так мало удачи, Прияна должна была порадеть о своей.
– Куда я ее отошлю, пока она не разродилась! – Святослав опять ударил себя по бедрам.
Он был явно зол, что этой ночью, первой наедине с женой за целых полгода, его принуждают разбирать бабьи обиды!
– Что? – Прияна подалась к нему, сжав в руке гребень.
– Не разродится пока. Все же она не ветошка запечная – Олегова правнучка, а я ее отошлю, первого же дитяти не дождавшись! Да мать меня вовсе поедом съест.
– Горяна тяжела? – в ужасе уточнила Прияна.
– Ну! Еще не заметно ничего, мать сказала, к Дожинкам разродится. До тех пор при мне будет. А там… ну, ты если возьмешься ее дитя растить… с ней самой… я подумаю что-нибудь.
Прияна снова села. Горяна беременна… Между той злополучной свадьбой и отъездом Святослава в полюдье могло пройти лишь около месяца, но дурное дело нехитрое… Долго ли умеючи? «Умеючи – долго», однажды сказала со смехом Эльга, когда они с Предславой болтали о чем-то таком… Эльга хотела этого брака… для Улеба… и теперь Святослав, согнув в дугу всю родню, выходит послушный сын… Прияна сама не знала, что лезет ей в голову, не могла ухватиться ни за одну ясную мысль.
– Ну, ты успокоилась? – видя, что она сидит молча, Святослав шагнул к ней.
– Вот что… – Прияна глубоко вдохнула. – Я не вернусь в Киев… пока ты ее не отошлешь. Я не могу… жить с половиной мужа… когда у него рядом со мной живет другая жена… такая же родовитая.
– Янька, не глупи! – Святослав опять начал гневаться. – Ты вернешься! Мне княгиня нужна! На Карачун чашу богам поднять некому, срам какой!
– Я вернусь, когда ее не будет в Киеве. Вон, Вышгород под боком. – Прияна вспомнила рассказы о том, что Эльга когда-то в молодые годы уезжала жить в Вышгород, на переход от Киева вверх по Днепру. – Эльга там жила когда-то и урона чести не видела.
– Пока не родит, не могу.
– Значит, я не могу вернуться.
– Да йотуна мать! Жма, что вы все сбесились! – Святослав тряхнул кулаками в воздухе, будто хотел сломать что-нибудь. – Две жены, а княгини ни одной! И мать туда же! От ее крестов вся эта золь тянется! Из-за нее и Горянка все про бога твердит, а к делу ни к какому не годна! Ни по дому, ни в гриднице, ни… жма-а! – Он едва не зарычал, скаля белые зубы. – Чтоб они провалились, эти греки!
Прияна слушала его, стараясь успокоиться. Если он видит все зло в греках и их боге, на ней вины никакой!
– Тем глупее тебе держать при себе жену не нашей веры, – вставила она, когда Святослав замолчал.
– Я не хочу потом воевать с каким-нибудь клюем, который возьмет Горяну в жены.
– А со смолянами ты хочешь воевать! – сорвалась Прияна, разозленная его упрямством. – А быть расколотым, как золото, за нарушение ряда ты хочешь!
– Чем я нарушил ряд! Ты – моя княгиня! Поезжай в Киев, будь там над всеми госпожой! Я же тебе говорю! На руках мне, что ли, отнести тебя! Ты же сама не хочешь!
– Не хочу, пока в Киеве Олеговна.
– Она там будет, пока не родит. И смотри, – Святослав сердито прищурился, – если она родит, а тебя с Яркой на месте не будет – не пришлось бы мне ее чадо наследником объявить! Хоть какой-то сын мне нужен!
– Объявляй хоть шишка болотного! А я лучше без мужа
