Сегодня ее ждал очередной поход к Мартину, и мысль об этом была теплой, как солнечный зайчик. Смешно даже вспомнить, что совсем недавно она боялась любого инквизитора. Хотя Мартин, конечно, не любой.
Шесть недель назад она начала рисовать – потому что он сказал ей, что ведьмы талантливы. С каждым днем получалось все лучше. Сегодня она решилась показать альбом Мартину: пейзажи. И еще птицы. У Майи здорово получались птицы в движении. Может быть, ее даже примут в художественный колледж?
Месяц назад на сэкономленные от завтраков деньги она купила самую простую пудру, бледно-розовую помаду и тушь для ресниц. Ни в коем случае нельзя было, чтобы отец видел ее накрашенной, да и в школе ругали. Поэтому она подводила ресницы и губы в школьном туалете после информатики. Раз в неделю. Она научилась красиво укладывать волосы и надевала под школьную безрукавку лучшую блузку, белую, с отложным воротником. И шелковый платок на шею.
Единственное, что беспокоило ее, – одноклассники:
– У тебя что, свадьба по средам? Куда ты ходишь?
Каждый раз по дороге в инквизиторский офис Майя путала следы и отслеживала, чтобы никто за ней не шел. Если одноклассники застукают ее, сомнительная тайна окончательно перестанет быть тайной… Но даже эта мысль пугала ее все меньше. Мартин внушил ей уверенность в себе, пока слабенькую, но с каждой неделей крепче.
Она открыла новое сообщение, не задумываясь. Внутри был вложен ролик, наверное, рекламный. Майя надела наушники и запустила воспроизведение.
– …Инквизиция умерла!
Темное помещение, любительская запись, сделанная дрожащей камерой. Майя увидела инквизитора в балахоне с капюшоном, закрывающим лицо. К железной кровати была прикована девушка, инквизитор ножом спарывал с нее одежду.
Майю парализовало. Она не могла ни закричать, ни отпрыгнуть, ни отвести взгляд. Голос, измененный модулятором, глухо звучал в наушниках:
– …Великая традиция борьбы, охоты, наказания – все в прошлом. Это сделали вы, ведьмы, вы растлили Инквизицию, вы разложили ее изнутри…
Майя смотрела широко открытыми глазами.
– Ты ведьма, – бубнил голос в наушниках. – Ты зло, ты грязь, наказание будет суровым…
Пот катился по спине под белой нарядной блузкой, волосы стояли дыбом. Голая девушка на экране пыталась умолять, но рот ее был заклеен. Когда инквизитор навалился на нее, Майя подняла одеревеневшую руку и нажала кнопку «Вкл» старого школьного компьютера. Стащила с головы наушники; совсем рядом кто-то хихикнул. Она повернула голову; четверо одноклассников глазели, оказывается, на нее во все глаза.
– Видела? – прошептал самый толстый.
– Это про тебя, – подмигнул самый злой. – Ты посмотри до конца, там прикольно! Ее сперва вчетвером жарили, а потом на костре поджарили…
– С тобой тоже так будет. – Самый гадкий облизнул рот кончиком языка, отвратительным движением, напоказ.
– Разговоры! – крикнул учитель информатики. – В чем дело?
Майя встала и, не обращая ни на кого внимания, не оглядываясь на окрики, вышла из класса.
* * *В офисе Мартина, в холле, ждали три женщины – все пришли не по записи, всем чего-то было нужно. Сидя на диванчике в нервной, взвинченной обстановке инквизиторской конторы, Эгле удивленно спросила себя: я что же, пришла сюда добровольно?!
Девочка, о которой говорил Мартин, должна была явиться к трем, но ее не было. Мартин начал принимать других, решать вопросы скорее административные, чем инквизиторские, а новые посетительницы шли и шли. Эгле выпила три чашки кофе, отупела от долгого ожидания, вспомнила, что не спала сегодня и что суд истрепал ей все нервы.
В четыре Мартин пригласил ее в кабинет, и очередь взорвалась негодованием. Она посмотрела сквозь стекло – и поразилась, до чего он мрачен.
– Прости, – сказал Мартин. – Гедда вызовет тебе такси.
– Она могла задержаться в школе… не рассчитать время, да просто забыть, это же ребенок. Сейчас прибежит.
– Два месяца она ко мне ходила каждую неделю. – Мартин покачал головой. – День в день. Минута в минуту… И не отвечает на звонки, что самое паршивое… Еще раз прости за беспокойство.
– До завтра я совершенно свободна, – сказала Эгле. – Могу подождать… только не здесь. В кофейне напротив. Позвони, если она появится.
Он кивнул, думая уже о другом.
* * *«В любое время дня и ночи – звони, не стесняйся. Почувствуешь себя странно – звони. Станет грустно – звони…»
Майя стояла посреди шумной улицы, между полосами, неподвижно, как дерево. Ее рюкзак остался в кабинете информатики, но телефон был в кармане. «В любое время дня и ночи – звони…»
Она вытащила телефон. Сжала в ладони – и так застыла.
«Ты ведьма. Ты зло, ты грязь, наказание будет суровым».
Мартин все это время ее обманывал. Настоящий мир – не тот, где инквизитор угощает ведьму чаем с печеньем, расспрашивает о делах, обещает светлое будущее. Настоящий мир… в этом ролике. И в страшных роликах, что показывал ей отец. И в глазах ее одноклассников: «Видела? Это про тебя. С тобой тоже так будет!»
Она сдвинулась с места. Пересекла улицу. «Ведьмы очень талантливы, актрисы, балерины, художницы. Раньше их преследовали, но теперь мир меняется. Ведьма может быть любимой, знаменитой, богатой…»
Майя выронила телефон. Трубка разбилась на асфальте. Когда люди в черных балахонах насиловали девушку – где был Мартин? Он ей помог?!
– Деточка, – послышалось за спиной.
Майя обернулась. Старушка в светлом плаще, в соломенной шляпке улыбалась ей, как родной:
– Ну что, пойдем?
В руках у нее была все та же тележка для продуктов, и колесо было по-прежнему сломано, как если бы старушка даже не пыталась его починить. Майя сделала шаг, потом другой. Ей показалось, что весь мир вокруг увяз в золотистой смоле и только Майя и старушка остались свободными.
* * *Эгле поставила компьютер на столик в кафе и выпала из реальности: продюсер, которому она отказала вчера, прислал ей проект договора. Документ сопровождался письмом, где кроме многих лестных и дружеских слов содержалось категорическое уверение: работать придется в рамках бюджета, ни копейкой больше.
Эгле пришла в ярость. Удалила проект договора, потом восстановила документ из корзины. Они видели ее насквозь: ей хотелось реализовать свою идею, как голодному хочется есть, а курильщику – затянуться в самолете. Не ради денег, даже не ради славы. Если ей и вручат когда-нибудь статуэтку, она выйдет на сцену только затем, чтобы на глазах всего мира бросить награду на пол и громко сказать, как низко она ценит все на свете премии…
Она положила на колени планшет и принялась за наброски и так, в блаженном состоянии, провела несколько часов, пока официант деликатно не спросил, не хочет ли она что-нибудь заказать. Эгле, оголодавшая, радостно заказала себе ужин, и его как раз принесли, когда в кафе вошел Мартин.
Едва увидев его, Эгле поняла, что девочка на контроль не явилась. Мартин молча сел напротив. Эгле,
