— Во время взрыва твой папа гостил у друга на Авалоне. Он погиб во время экстренной разморозки, — сказала птица.
Мой папа умер! Мне стало так плохо, что я забыла о важности уважения к взрослым и просто заорала от отчаяния.
— Тот человек в моём блоке, что умер? Это был папа?! Я не знала, что его тело хранят во втором блоке Красного сектора. На камерах заморозки только коды. Даже когда я открыла крышку и увидела его, я же не знала! Я никогда не видела его настоящее лицо. Я не знала. Я не знала. Я не знала!
— Тихо! — рявкнула женщина.
Я закрыла рот рукой, прикусив указательный палец, чтобы замолчать.
— Твой отец погиб во время крушения Авалона, — повторила птица, — но его тело хранилось в Районе длительного пребывания № 11, Жёлтый сектор, Блок 3.
Несмотря на странное, нечеловеческое лицо и голос, в ней чувствовалось некое сострадание, которого недоставало другим.
Я вздохнула с облегчением. Мысль, что я смотрела на тело папы и не знала…
— Думаю, мы только теряем время, допрашивая эту девочку, — сказала птица.
— Она дважды отмечена в системе, — возразил бронзовый мужчина. — Во-первых, в её районе патрулирования была смерть.
— Как и в тысячах других, — парировала птица.
— Во-вторых, в катастрофе погиб её отец, — добавил бронзовый, — А ещё она выразила несогласие с биллем Либрука Эштона. Это третья пометка против неё.
Включилась запись. Я испугалась, услышав голос Натана.
— Мерзко это всё, правда?
Мой собственный голос ответил:
— Тебе тоже почти восемнадцать?
— Исполнилось два дня назад.
— Ты тоже работаешь с супервайзером Фрейзером?
В конце записи раздался щелчок.
— Несогласие выразила не она. Джекс, что ты думаешь о билле Либрука Эштона? — На этот раз женщина вроде была на моей стороне.
— Я разочарована, что мне ещё год придётся ждать вступления в Игру, но понимаю, почему его приняли. С каждым годом население Игры и число игровых миров растёт, а вместе с этим растёт и объём работы по поддержке функционирования в реальном мире.
Я отчаянно хотела добавить, что миллиарды взрослых в Игре должны уделять больше внимания функциональной поддержке. У меня не было претензий к только вступившим в Игру взрослым, которые работали. Но мне казалось, что оплатившим пожизненный взнос и далее десятилетиями, столетиями благословенно бездельничающим следовало также вносить свой вклад.
Учитывая огромное количество обладателей пожизненной подписки в Игре, каждому из них можно работать всего месяц-другой в столетие, чтобы решить проблему обслуживания. Конечно, никто из них даже не рассматривал такой вариант. Вместо того, чтобы тратить несколько часов, используя управляемого дроида для выполнения простых заданий, таких как патрулирование в телохранилище, они проголосовали за то, чтобы переложить всю нагрузку на детей, вроде меня.
Я знала, что если скажу что-то подобное, меня сразу обвинят во взрыве Авалона, поэтому постаралась сохранить слова и тон максимально нейтральными.
— После оплаты пожизненной подписки у взрослых нет стимула тратить время на работу. Возраст окончания школы уже снизился до десяти лет, дальше его уменьшать нельзя. А значит, оставалось только повысить возраст совершеннолетия, когда дети становятся взрослыми и могут вступать в Игру.
Птица смотрела куда-то в сторону, но в этот момент её голова повернулась ко мне. Понятия не имею почему.
Женщина нетерпеливо фыркнула.
— И это вы называете тремя пометками против девчонки? Её разочаровал билль, как и любого другого ребёнка. Она не смогла спасти игрока из-за огромной площади патрулирования, административная проблема, которую следует адресовать ответственным. Её отец погиб во время крушения сервера, но какая ей от этого польза, разве что унаследует гору игровых кредитов.
Два Игротехника до этого момента молчали, наблюдая за допросом с нечитаемыми, бесстрастными лицами. Теперь же мужчина заговорил очень формальным тоном.
— После оплаты пожизненной подписки у её отца осталось менее десяти кредитов.
— Таким образом, у нас ничего против неё нет, — подытожила женщина.
Она и бронзовый мужчина посмотрели на птицу, та покачала головой, гребень перьев вздрогнул.
— Девочка живёт и работает в сотнях миль от места взрыва. Нет никаких записей о том, что она недавно покидала свой дом или связывалась с кем-то за его пределами. Освободите её.
Я не знала, что птица здесь главная, но она только что отдала приказ, и все торопливо закивали в знак согласия, даже оба Игротехника. В этом не было никакого смысла. Игрок не мог отдавать приказы Игротехникам. Знаки отличия на лицах Игротехников демонстрировали иерархию подобно браслетам игроков. У этих двоих метки были бронзовыми, но я знала, что серебряные и золотые крайне редки, зарезервированы для высших чиновников Игры. Пусть даже у двоих Игротехников был самый низкий ранг, они всё равно были гораздо важнее, чем просто игроки.
Я отвлеклась на открывающуюся дверь комнаты, а когда оглянулась назад, все лица исчезли.
Птица приказала меня освободить, это, видимо, означало, что я могу идти. Я осторожно приблизилась к двери и вышла в коридор. Дорогу я не запомнила, поэтому несколько раз повернула не туда, пока не нашла транспортную остановку.
Я нажала кнопку на стене, чтобы вызвать единичную капсулу, и за минуту одна прибыла на место. Я забралась внутрь, ввела координаты своего жилого блока и опустилась на сиденье. В голове всё время прокручивалось произошедшее. Исчезновение мира, верещащие тревожные звонки, мертвец в морозильной камере, враждебные лица, обвиняющие меня в убийстве, и то, как невзначай бронзовый человек сообщил мне о гибели отца.
Первой реакцией на известие о смерти папы была лавина горя из-за его потери. Это горе всё ещё сидело во мне, но я с чувством вины осознавала, что оно смешалось с эгоистичными страхами по поводу моего собственного будущего.
Никто не мог войти в Игру, если хотя бы один мир не высказывал желания принять новичка в качестве резидента, а какой принял бы меня сейчас? Даже Хаос отвергнет того, кого Едзакон допрашивал о взрыве, в результате которого погибли более одиннадцати тысяч человек.
Каждую минуту своей жизни я провела, работая над будущим, которое теперь никогда не придёт. Я никогда не вступлю в ряды бессмертных игроков, вечно молодых и красивых, живущих в бесконечном удовольствии. Игровая “я” моей мечты, Джекс с серебряными прядями волос, умерла, не родившись, в катастрофе Авалона.
У меня было лишь самое смутное представление о будущем. До девятнадцати лет я могла скрыть своё изгнание, но окружающие заметят, когда я не войду в Игру в свой день рождения. Начнутся подозрительные шепотки, которые постепенно станут всё громче, поскольку месяц за месяцем я так и буду сидеть в реальном мире.
Рано или поздно эти перешёптывания превратятся в открытые жалобы на то, что выброшенный из Игры живёт и
