Вместе с решением принять в семью еще одного ребенка, жизнь Поттеров кардинально перевернулась — кандидатуру Национального героя одобрили без всяких лишних проверок, вставал лишь вопрос о введении Северуса в род. Гарри находился в разводе, а ребенок вне брака, даже неродной, при таких обстоятельствах непременно становился бастардом. Ради этого главный аврор умудрился договориться с Драко на маленькую и, якобы, временную авантюру с браком. Правда, договор, оговаривающий невозможность дальнейшего развода и ввод в род уже самого мистера Малфоя, талантливо составил Том, а подписать подсовывал Альбус. В конечном итоге, официально Северус Тобиас Поттер считался сыном Гарри и Драко. Правда, когда оба узнали все обстоятельства, по углам старательно прятались все заговорщики, включая Люциуса, который консультировал на ту пору еще будущего юриста, ибо словить шальное проклятие было легче, чем на аврорских учениях. После Гарри очень долго бился с комитетом Хогвартса, чтобы молодой человек смог спокойно окончить Дурмстранг, в котором учился до этого по глупой ошибке. Именно тогда мужчина узнал из уст самого Северуса, что перед самой платформой он столкнулся с другим волшебником и, как оказалось, они перепутали свои билеты. Ролинса тогда выбросило на платформу 6,3, а после переводить ребенка уже никто не стал. Спустя год Беллатриса внезапно постучала в рабочий кабинет отца и после разрешения буквально втащила внутрь смущенных Лили и Розу. Она с упорством танка усадила обеих девушек в трансфигурированные главным аврором кресла, а затем все так же молча положила ему на стол какой-то документ. Бумага оказалась ничем иным, как магическим брачным контрактом, и он мог полностью вступить в силу только после подписи главы семьи, чью фамилию волшебницы собирались брать после союза. Гарри тогда лишь внимательно прочел перечень условий, едва слышно пробормотал что-то наподобие: «Я считал, что это случится года на три позже и без Розы…», а потом под счастливыми взглядами девчонок поставил свою корявую роспись внизу листочка. Свадьба, к слову, должна была сыграться сразу после их семейного отпуска.
Следующий год Гарри упорно осуществлял свой план, о котором он упоминал леди Малфой еще целых восемь лет назад. Во-первых, Драко получил весьма качественное лечение в одном из закрытых японских госпиталей, которое практически полностью устранило последствия многократного ущерба от второго непростительного заклятья. Во-вторых, над мужчиной (связанным и лишенным голоса, но не суть…) весьма долго колдовали цыганские шаманы. Поттер в то время весьма справедливо считал, что однажды утром не проснется, но результат того стоил. Наверное, всей семье никогда не забыть, как одним прекрасным вечером Драко появился в гостиной с подозрительно покрасневшими глазами и при всех провел собственную диагностику. Два отдельных ярко-золотистых витка магических лент показали им зарождение новых жизней лучше всяких слов. Переносить близнецов в тело женщины колмедик наотрез отказался и все девять месяцев стоически терпел неудобства в виде постоянно магического истощения и жуткого токсикоза. На самом деле, под раздачу бонусов попал не только Гарри, как основной источник дополнительной энергии, но и все остальные ребята. Каждый день они менялись, чтобы ненасытные близняшки не выпили их, как стакан с водой. Оба ребенка были черноволосыми и уже при рождении до жути похожими на отца. Драко тогда очень долго сокрушался, что он живет в окружении пятерых Гарри Поттеров, когда ему и одного было даже более, чем достаточно, но детей качал сам.
Из воспоминаний Альбуса резко выдернул довольный хохот старшего брата и оглушительный визг Скорпиуса, который с огромным удовольствием забрался ему на спину и сейчас активно изображал маггловский самолет.
— Ал, я тоже хочу посмотреть на море, — пролепетала малышка и неловко заерзала, словно пытаясь показать ему, как сильно ей хочется посмотреть. Вообще близнецы были на удивление самостоятельными детьми уже в свои три года.
— И большую водичку потрогать, — тут же мгновенно отозвался мальчуган и деловито вцепился пухленькими пальчиками в волосы Лили, чтобы не упасть. Яркие зеленые глаза, точь-в-точь как у отца, предвкушающе блестели.
— Зеллас, Эзра, давайте мы сначала поможем папе с сумками, а потом пойдем трогать водичку, договорились? — нежно улыбнулась девушка детишкам и поправила чуть сползающего с плеч Зела. Брат с сестрой внимательно посмотрели на взрослых, потом переглянулись между собой и важно кивнули, соглашаясь.
— Я сама, сама хочу пойти, — быстро проговорила Эзра и судорожно заболтала в воздухе маленькими ножками в розовых резиновых сапожках. Альбус осторожно опустил сестренку на землю, отдернул теплую кофточку и наконец отпустил ребенка в дом. Зеллас спустился следом, картинно и косо заправил свитер в брючки, крепко схватил девочку за руку и пошел с ней вровень.
В конечном итоге семья обустроилась на одном из северных морей только ближе к обеду. Одна половина вещей перекочевала из чемоданов в шкафы, а другая пока осталась лежать на полу большими неряшливыми кучами. Уставший Гарри помог Драко уложить близнецов и Скорпиуса на полуденный сон, перенес таки уснувшего вместе с ребятами супруга в их совместную спальню, накрыл задремавшего в кресле Северуса, который уже успел выцепить из сумок какую-то книжку, и, заглянув в спальню отдыхающих девочек, бесшумно спустился вниз. Им всем пришлось рано встать, чтобы добраться сюда, так что не грех немного и передохнуть. Остальные ребята негромко гремели кастрюлями на кухне, и мужчина сразу направился к воде.
Рокот моря казался очень далеким, словно этот звук приходил на берег из холодных глубин. Шелест волн, их тихая ненавязчивая колыбельная перебивалась тусклым отзвуком разбивающихся друг о друга волн. Небо висело низкое и натянутое, с редкими проблесками лазури, одинокими полосками грязно-синих туч и редкими островками белых облаков. Море перекликалось, шумело, как унылый редкий стук шаманских барабанов. Узкая нитка горизонта выделялась сплошной серой кляксой, но никогда не сливалась с печалью неба. Небольшие гребни волн пуховой шапкой обнимали океан, пряча в своих ласковых объятиях. Берега было два; близ спокойной и невозмутимой реки и у моря, но они, одинаковые и безмолвные, оставались одиноки. Землю сплошь покрывал светлый, зыбкий песок, сверху надежной каменной мантией раскинулись небольшие обломки веток, мелкая белая крошка крабовых лапок и ракушек. Этакой короной служили спутанные клубы водорослей, которые раскинулись по краям берегов. Скала на другом берегу — бывший титан — спала, окутанная легкой дымкой молочного тумана, как грозный страж. Корни ее молчания уходили в века и там терялись. Вода была мутной, льдисто-серебряной, с мелкой свинцовой рябью, шедшей то большими пятнами, то узкими обломками. Другой берег затягивала сочная зелень разных оттенков, от легкого салатового до темного малахитового. Воздух у моря густой и плотный, казалось, при желании его можно потрогать руками. Пахло