— То есть как? Джеймс и Северус решили не переносить свадьбу?! Несмотря на то, что произошло?! — свирепо прорычала девушка и резко соскочила с места. Ножки стула угрожающе рыкнули по полу, как будто подражая разгневанной волшебнице. Длинные черные ногти на автомате впились в деревянный край, а лицо застыло восковой маской, что означало крайнюю степень негодования и бешенства. Губы сами по себе сжались в тонкую темную полоску, а палочка, прикрепленная наголо к бедру больно обожгла кожу, но едва ли волшебница обратила на эту короткую вспышку внимание.
— Все не совсем так, каким кажется, Триша, — почти строго одернула Джинни. Ее глаза на мгновение приобрели уже привычную жесткость, а лицо родительскую суровость, такую, какая обычно появлялась на омраченном лице отца, когда он сердился на своих детей. — Джей и Северус хотели перенести свадьбу на месяц, однако я отговорила их. Мальчишки и так слишком долго ждали этого события, в первый раз перенесли на год из-за смерти бабушки, потом, потому что у отца была важная коммандировка в Германию, и он никак не мог присутствовать. Переносить свадьбу в третий раз, — это слишком жестоко по отношению к ним, пойми меня, милая. Им тоже безумно тяжело, каждому. Альбус все-таки ваш брат и лучший друг Северуса, они переживают за его состояние не меньше нашего. Тем более в связи с постоянными беспорядками в системе министерства, получить разрешение на брак в четвертый раз будет очень проблематично.
Так что… Если будешь злиться, то только на меня, — невесело усмехнулась Джинни. А Беллатриса чуть обиженно поджала губы, — конечно, миссис Поттер была права. — Ну? Скажи что-нибудь, пожалуйста, только не молчи, — выдержав определенную паузу, настороженно попросила Джинни, словно робкая сиротская девочка, водящая носком туфли по песку.
Мысли ускользали от девушки, словно через дырявое решето, — хотелось прямо на месте упасть лицом в мягкую, испачканную черными разводами от стрелок и туши подушку, и спать, пока весь этот чертов кошмар не кончится. «Нет, ты сильная, Трис! Ты Поттер — лучшая ученица Ровенкло, дочь героя магической Британии и по совместительству главного аврора, реинкарнация самой упрямой и сильной пожирательницы смерти! Ты справишься! Всегда справлялась!» — в который раз упрямо напомнила самой себе та самая реинкарнация жестокой надсмотрщицы и, мысленно досчитав до десяти, взяла себя в руки. На мать она посмотрела трезво и спокойно, без всякой злости или раздражения.
— Лили давно меня ждет? — Беллатриса дождалась отрицательного кивка и как-то облегченно выдохнула. — А ты не хочешь сходить с нами? Развеяться?
— Я бы с огромным удовольствием, дорогая, — с блестящими то ли от слез, то ли от счастья (Трис так и не смогла понять) глазами сказала женщина, — но я работаю. Мой обеденный перерыв заканчивается через полчаса, так что, боюсь, что надену какой-нибудь старый костюм из гардероба. Развлекитесь там, как следует.
— Спасибо, мама, — последнее слово Беллатриса выдохнула очень осторожно, словно пробуя его на вкус, с потаенными нежностью и трепетом. Если честно, она успела сильно привязаться к этой милой, отзывчивой, но решительной и сильной женщине. Совсем не похожая на Джинни Поттер-Уизли, которая уже не первый год лежала в крыле для душевнобольных, лишенная магии, но все еще скованная ремнями, смерительной рубашкой для буйных пациентов, воспоминаниями о войне и ужасом перерождения ключевых фигур вражеского фронта, что и свел ее ума, Джинни этого мира производила только положительное впечатление.
Беллатриса коротко клюнула женщину в щеку, чувствуя себя неожиданно счастливой и полной сил, а затем легко выпорхнула из кухни в коридор под удивленный взгляд волшебницы. Гостиная была погружена в легкий полумрак, который безумно любил Том, порой засиживаясь до самого поздна над книгой. Девушка чуть слышно хмыкнула себе под нос. Однажды встав ночью за водой, она застала младшего брата, уснувшего прямо на полу, у закрытого от перемещений камина, уткнувшегося носом в одну из страниц книги, и отца, который осторожно накрывал свое чадо тонким одеялом. Заприметив в слабо освещенном коридорчике дочь, Гарри только каверзно улыбнулся, приложил указательный палец к губам, а потом, как фокусник, извлек из кармана два черных маркера. Белла до сих пор помнила, как старательно держала лицо, недоуменно хлопал удивительными зелеными глазами отец, словно это вовсе не он напакостил, как маленький мальчишка, и сокрушался Джеймс, что не принял участие в этой шалости. Циничная, перекошенная от гнева физиономия Тома не внушала привычного напряжения — густые закрученные усы, красноречивый фингал под глазом, модная родинка над верхней губой и соболиные брови никак не способствовали запугиванию хитрых родственников. Тоска по близким уже стала опасно высовываться из-за угла коварной дамочкой, которая была готова в любой момент кинуться на Беллатрису с поцелуями и крепкими объятиями, когда она наконец заприметила у семейного гобелена Лили. Девушка стояла к ней спиной и внимательно изучала надписи, совсем как она в первый день своего неожиданного перемещения. Беллатриса застыла каменным истуканом у самого входа, жадно и, в то же время, воровато разглядывала чужой хрупкий силуэт, боясь, что кто-нибудь особо проницательный это заметит.
Больше всех она скучала по своей сестре, ласковой и податливой Лили, с ее мягкими волосами и сладкими губами, вкус которых оседал на языке ненавязчивой терпкостью крыжовника. Трис порывисто вздохнула и наконец, после минуты оцепенения шагнула в гостиную. Лили, должно быть, услышала ее испуганное шуршание за спиной и резко развернулась. Казалось, девушке тут же с силой ударили поддых и выбили разом весь воздух — хотелось прижать маленькое тельце к себе, сжать в руках, почти до невропатического зуда, а затем жадно вдыхать, поцеловать порывисто и коротко, со всей той неудержимой страстью, на которую она только способна. У Лили прямые огненно-рыжие волосы, рассыпавшиеся по покатым плечам медными нитями, совсем не такие, как у ее матери. Беллатриса почти в трансе видела, как ноги сами несут ее к сестре, а руки путаются в чужих прядях, танцуют с ними, как с языками диких костров. Как ее губы впиваются в чужие, а темная сливовая помада смешивается с блестящей терракотовой, размазываясь по подбородкам. Ледяные ладони скользят под цветастое шелковое платье, длинные ногти шаловливо пробегаются по внутренней стороне бедер, играючи оттягивают лямку трусиков, а вторая рука до боли и синяков сжимают мягкую невысокую грудь, легко умещающуюся в ладони.
На деле же Беллатриса
