– Вообще-то у меня возникли вопросы по поводу только что сказанного. – Беклин уселся рядом с нотариусом.
– Тогда допрос можно считать завершенным, а я незамедлительно напишу донесение страсбургскому епископу о том, что вы препятствуете инквизиторскому расследованию. – Приор ткнул пальцем в документ, лежавший перед ним на столе. – Здесь, в папской булле, черным по белому написано, что будет с тем, кто мешает мне в исполнении обязанностей инквизитора. Вам прочесть?
– Да вы уже не раз нам читали, дорогой мой Инститор, – отмахнулся советник. – Садитесь и продолжайте. Пока что я не стану вам мешать. А вы, госпожа Зайденштикер, отвечайте на вопросы господина инквизитора правдиво, тогда вам нечего бояться. Итак, вначале вам следует принять присягу.
Я увидела, как маленькие глаза брата Генриха победоносно блеснули, – и моя надежда угасла.
Он указал на книгу в черном кожаном переплете.
– Опусти ладонь на Святое Евангелие и повторяй за мной: клянусь говорить правду и только правду обо мне и о других, и да поможет мне Бог и Святое Евангелие.
Что мне оставалось? Я сделала, как было велено.
– Итак, ты Сюзанна Зайденштикер, супруга страсбургского негоцианта Симона Зайденштикера. – Брат Генрих начал допрос, и нотариус принялся поспешно все записывать. – Где ты родилась и кто твои родители?
Недоумевая, я ответила на эти глупые вопросы:
– Я родилась здесь, в Селесте. Мой отец – галантерейщик Бертольд Миттнахт, моя мать – Маргарита Миттнахт, урожденная Блаттнер из Кестенхольца.
– Твои родители еще живы?
– Почему вы спрашиваете меня об этом, брат Генрих? Вы ведь и так все знаете!
– Ты больше не можешь называть меня «брат Генрих». Теперь тебе надлежит обращаться ко мне исключительно «господин инквизитор», ты поняла? А теперь отвечай на мой вопрос.
Я посмотрела на судью Беклина, и тот ободряюще кивнул.
– Мой отец жив, а моя бедная мать мертва.
– Ее тело погребено на кладбище или было сожжено?
У меня сдавило горло.
– Сожжено, – прошептала я.
– Почему?
Я лишь покачала головой.
– Ну, так я тебе скажу почему. Потому, что ее признали ворожеей и самоубийцей. Запишите, Гремпер, что подозреваемая отказалась отвечать на этот вопрос.
Теперь я окончательно поняла, что допрос ничем хорошим не кончится.
– Продолжим. Ты уже более года замужем за Зайденштикером, верно?
– Да.
– Ты беременна?
– Нет.
– Почему нет?
От этого вопроса у меня больно кольнуло в груди.
– Ибо Господу было так угодно, вот почему.
– А не потому, что так было угодно тебе и твоему демону?
Я потрясенно уставилась на него, краем глаза заметив, как судья Беклин удивленно вскинул голову.
– Что за демон? Что за чепуху вы говорите?
Приор невозмутимо продолжил:
– Какие чары вы с твоим демоном применили? Лишили твоего супруга мужской силы? Или колдовством похитили у него уд? Отвечай, Сюзанна.
Я не смогла и слова вымолвить, постепенно понимая, к чему клонит этот мерзавец. Я с мольбой посмотрела на советника. Тот кашлянул.
– Почтенный Инститор, не кажется ли вам, что вы слишком далеко заходите в своих обвинениях? Только потому, что Господь до сих пор не благословил эту женщину ребенком?
Серое лицо брата Генриха окаменело, сделавшись похожим на маску.
– Подождите, сейчас вы все поймете. Но прежде, советник Беклин, я хочу прочесть вам то, что я недавно написал для своей книги «Malleus Maleficarum», которая станет основным трудом, помогающим разоблачить ведовские злодеяния. – Он расправил плечи, отчего стал казаться больше. – «Относительно того, какие женщины преимущественно занимаются колдовством, надо сказать следующее. Среди скверных женщин господствуют три главных порока, а именно: неверие, честолюбие и алчность к плотским наслаждениям. Эти-то женщины и предаются чародеяниям. Последний из указанных пороков особенно распространен среди подобных женщин. Он ненасытен, и чтобы утолить его, они и вступают в союз с демонами. Поэтому, чем более честолюбивые и иные женщины одержимы страстью к плотским наслаждениям, тем безудержнее склоняются они к чародеяниям. Таковыми являются прелюбодейки, блудницы и наложницы вельмож. Их колдовство имеет семь видов и касается поражения чарами способности любовного соития и зачатия во чреве матери. Они воспламеняют сердца людей к чрезвычайно сильной любви или ненависти. Они препятствуют способности к деторождению. Они удаляют мужской уд. С помощью волшебства они превращают людей в подобия животных. Они делают женщин бесплодными. Они производят преждевременные роды. Они посвящают детей – своих и чужих – демонам»[162].
Его слова бились у меня в ушах, точно удары молота о наковальню.
– Как это все связано со мной? – выдавила я.
– Именно это ты мне и расскажешь. Если не сейчас, то завтра или послезавтра. Времени у меня достаточно.
– Ничего я вам не расскажу. Я не наводила чары на своего мужа. Только по воле Божьей у нас пока что нет детей.
Инквизитор угрожающе вскинул палец:
– Не смей исторгать порочными устами своими имя Господа нашего. Даже такого Божьего человека, как я, ты пыталась околдовать, видимо, не зная, что подобные чары не властны над представителями духовенства.
Я лишилась дара речи. Брат Генрих сам был одержим дьяволом, а винил во всем меня!
– А теперь скажи мне вот что, – почти добродушно продолжил он. – Тот черноволосый парень – твой Асмодей?
– Мой… кто?
– Не делай вид, что не знаешь. У Дьявола много имен. Велиал, Вельзевул, Сатана, Бегемот, Левиафан, Люцифер – и Асмодей, повелитель блудниц, князь прелюбодеяния. И твоего Асмодея я видел собственными глазами.
– Вы видели меня с демоном? – Мне вдруг почудилось, будто стул подо мной начал плавиться.
– Как искусно ты уходишь от ответа на мой вопрос, Сюзанна. Но ты поняла меня. Я видел тебя с демоном во плоти. Как и большинство падших ангелов, он темен ликом, черноволос, кудряв и черноглаз. Вы гуляли за воротами Страсбурга, и ты шла под руку с ним.
– Вы… вы имеете в виду торгового помощника моего супруга… – пролепетала я, и вдруг мне стало ясно, что в то воскресенье именно приор следил за нами. Что, Бога ради, ему еще известно обо мне и Орландо?
– С каких пор ты вступила в связь с твоим демоническим любовником? Еще здесь, в Селесте? Ты поэтому хотела уйти в монастырь? Да?
Его лицо начало странно искажаться, вытянулось в длину, затем вдруг сплющилось, а дощатый пол под моими ногами закачался, будто я сидела в лодке.
– Кто посвятил тебя демону? Лейтнер, научившая тебя чарам градобития? Или еще твоя мать, сразу после твоего рождения? Это она даровала твою душу дьяволу? Или же ты сама – плод сношения с инкубом?[163]
Последние его слова донеслись до меня будто издалека. Когда я вновь пришла в себя, оказалось, что я лежу на дощатом полу и надо мной склонился румяный советник.
– Вы хотите что-то сказать, госпожа Зайденштикер?
– Да. Я хочу видеть моего отца.
Глава 58
В камере в ратуше Селесты, в тот же день
Время в заточении тянулось мучительно
