Костлявый повернулся к кипящему вокруг хаосу, в который превратился цирк, погрозил пальцем и неубедительным тоном сказал: «Прекратите». Он тут же зашелся в приступе хохота, довольный собственной шуткой. Он с трудом держался на ногах от смеха, как вдруг его голова взорвалась.
Кабал взвел курок дымящегося пистолета и сказал, не обращаясь ни к кому конкретно:
– Я не позволю делать из себя посмешище.
Затем он повернулся к Бэрроу, который собирался встать, и приказал:
– Сядьте.
Кабал осмотрел свой офис. Дерево начинало гнить, со столешницы исчезла полировка, в вагоне вновь царил запах сырости и запустения. Поезд становился таким, каким он его нашел. Некромант подошел к Бэрроу и приставил дуло к виску Леони.
– Пятнадцать секунд. Подписывайте.
– Нет, – как и ожидалось, отвечал Фрэнк.
– Тогда все кончено, – ровным голосом произнес Кабал и направил пистолет на Бэрроу.
Без всякой театральщины, быстрым и точным движением Леони схватила контракт и ручку, а затем поставила подпись.
– Оставьте отца в покое, – просто сказала она.
– Нет! – вскрикнули оба мужчины, отчего Леони подпрыгнула.
Кабал грозно уставился на Бэрроу.
– Вот, полюбуйтесь, чего добилась ваша идиотская бескомпромиссность!
Бэрроу был настолько шокирован поступком Леони, что слова Кабала его уже не удивили.
– Что я наделал?
Где-то вдалеке часы на башне Святого Олафа пробили двенадцать.
Песчинки в часах резко закончились, осели в нижней чаше и замерли.
– Время вышло! – в дверях возникло тело Костлявого: в руках он держал соломенную шляпу с фрагментами черепа. Голос шел прямо из шеи – влажного обрубка – и звучал слегка приглушенно.
– Все на борт Проклятого экспресса!
Костлявый снова исчез из виду; сквозь открытую дверь Кабал наблюдал за тем, как цирк опустел и лишь несколько человек бесцельно носились по полю.
Кабал обернулся к Бэрроу и его дочери, собираясь им что-то сказать, но слова так и застряли у него в горле. Бэрроу плакал, не скрывая своих слез. Леони обнимала отца и обещала, что все будет в порядке. Кабал посмотрел на контракт, зажатый в руке, открыл было рот, но тут поезд двинулся вперед, и некроманта отбросило на спину. Леони в страхе оглянулась. Поезд двигался вперед, но – вот удивительно – Леони с отцом, казалось, стояли на месте. Стены вагона становились прозрачными, как будто принадлежали иному миру или были сотканы из тумана. Даже Кабал, чье тело медленно кувыркалось назад, казался менее плотным.
Поезд выскользнул из-под Фрэнка и его дочери. Их бережно выбросило на пути. Правда, рельсов и шпал там не оказалось. Создавалось впечатление, что их там уже давно не было. Призрачный поезд, горящий зелеными и голубыми огнями, загудел, промчался мимо станции, которая тут же обратилась в руины, оставшиеся после пожара. Станционный смотритель грустно махал им: из мира живых его вышвырнуло обратно туда, где заслуженно обитают все самоубийцы. По крайней мере, так изначально задумывалось, когда прописывались правила.
Поезд гудел и визжал, уносясь прочь в ночную даль к чернеющему горизонту. В самый последний миг, перед тем как он исчез из виду, Леони даже показалось, будто он оторвался от земли и извивался в ночном небе, подобно громадному сверкающему угрю, поднявшемуся из морских глубин.
– Зачем ты это сделала? – спросил ее отец: на лице его было написано страдание.
– Папа, он собирался тебя убить. Мне пришлось рискнуть. – Она взглянула в пустое небо. – Но это был обдуманный риск.
Что-то щекотное касалось его губ. Кабал хотел отереть рот, но ему с трудом удавалось скоординировать движения руки. Он попытался один раз, затем второй. Он уже почти решил, что ощущение не настолько противное и не стоит так стараться, когда кто-то смахнул то, что беспокоило Кабала. На самом деле этот человек не просто смахнул, а резко ударил некроманта по лицу.
– Уф-ф-ф! – Иоганн Кабал откатился от силы удара.
Он встал на четвереньки – голова ужасно болела, его тошнило, и он никак не мог сориентироваться.
Хорст молча наблюдал за тем, как его брата вырвало на пол офиса. Когда он решил, что внутри Кабала ничего не осталось, то наклонился к брату, схватил его за лацканы пиджака и швырнул через все помещение. Не успел Иоганн прийти в себя, как Хорст снова его поднял и пришпилил к стене.
– Ты не услышал ни слова из того, что я тебе сказал, так ведь?
Кабал попытался прийти в себя. Помимо искаженного холодной яростью лица брата он мог различить очертания своего офиса. Они по-прежнему были в поезде, который продолжал разрушаться, пока некромант лежал без сознания (судя по всему, у него легкое сотрясение: это вполне объясняет, почему он так кошмарно себя чувствует). Сейчас вагон заполнял мусор – примерно в таком виде Кабал нашел поезд в самом начале пути. Только афиша на стене теперь гласила – «Братья Кабал представляют всемирно известный „Цирк чудес“», да и та выглядела обтрепанной, концы плаката загнулись. Мокрица все еще продолжала свои безуспешные попытки, но в итоге свалилась на пол. Кабал вдруг понял, что его щекотало. В окне маячили корявые деревья и нечто вроде покатых холмов. Они вернулись на Равнины. Цирк снова законсервировали.
– Ты опять забрал душу невинного человека, да?
– Я ничего не…
– Не ври мне! Я лежал в этом чертовом сундуке и все слышал!
– Тогда тебе прекрасно известно, что я ничего не забирал! – рявкнул Кабал, пытаясь высвободиться.
Он гневно взглянул на Хорста, поправил пиджак и сказал:
– Она сама отдала ее мне.
– Отдала ее тебе, – презрительно бросил Хорст.
– Отдала ее мне! Нечего тут изображать из себя блюстителя нравов! Если ты там был, то чего не вмешался?
– Поверь мне, я уже собирался. Если бы я только услышал характерный щелчок, который издает твой палец, когда сжимает курок, дело бы не дошло до второго щелчка. Щелчка, когда все заканчивается.
– Ты не остановил меня, когда я стрелял в Костлявого.
– Ты высунулся наружу и целился в противоположном направлении, – мрачно улыбнулся Хорст. – Так ты застрелил Костлявого? Не могу сказать, что сожалею. Никогда ему не доверял. Никому из них. А ведь они в конце концов тебя предали, да?
– Как ты и предполагал.
– И, черт подери, как же я был прав. Собственно, как и ты. Ты не глупец, Иоганн. Может, в тебе нет ничего человеческого и морального, но дураком тебя не назовешь. А они неплохо выбрали момент.
– О да. Очень подходящий.
Кабал смел со стола мусор и сел. Судя по всему, в его любимом кожаном стуле свили гнездо мыши.
– Послушай, я не горжусь тем, что сделал, но назад дороги нет. Мной манипулировали на протяжении всего пути. Я совершал поступки, о которых предпочту забыть. Но с этим покончено. Не стану притворяться, будто цель оправдывает средства, однако факт остается фактом – пари я выиграл. Я получу назад свою душу и смогу продолжить исследования.
– Йоху! –
