Хорст взглянул на Кабала, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Выглядел Хорст как человек, который наконец-то понял, что попросту зря терял время. Он подошел к окну и посмотрел на восток. Глядя на горизонт, он разорвал бесполезный контракт.
– Небо светлеет. Почти рассвело. Я девять лет не видел солнца. – Он отодвинул дверь и спустился вниз.
Целую долгую минуту Иоганн Кабал сидел в одиночестве, испытывая жалость и ненависть к самому себе. Наконец он поднял глаза и с ужасом понял.
– Рассвет? – жутким шепотом произнес он.
Иоганн вскочил на ноги, пошатнулся – после долгого сидения у него затекли ноги – пришел в себя и метнулся к открытой двери.
Хорст успел уйти футов на пятьдесят. Он снял пиджак, аккуратно сложил его и положил на землю. Кабал замер на ступеньках и в отчаянии прокричал:
– Ради всего святого, Хорст! Вернись внутрь! Вернись внутрь! Не делай этого!
Свет нарождавшегося дня стремительно мчался к ним через Равнины. Хорст наблюдал за его приближением невозмутимо и спокойно, на губах его играла легкая улыбка. Но Кабалу было не до гармонии. Он спрыгнул, грузно приземлился и рванул к брату, на бегу стягивая пальто. Он размахивал им наподобие щита, который должен был оградить от яркого света.
– Пожалуйста, Хорст! Прошу тебя! Ты еще успеешь укрыться, если побежишь!
Хорст смотрел на светлеющий горизонт и чувствовал странное покалывание на коже, пока она нагревалась. Ощущение нельзя было назвать приятным, но оно казалось вполне терпимым. Он слышал крики брата: нескрываемый страх в его голосе неожиданно тронул Хорста. Нельзя смотреть на Иоганна – он должен оставаться твердым. Он уже прожил больше, чем многие другие, есть за что благодарить судьбу. Теперь пришло время уходить. Хорст ни на мгновение не отвел глаз от горизонта.
– Прости, Иоганн. Я отправляюсь туда, куда должен был попасть еще девять лет назад.
В последний раз с невероятной силой сработал инстинкт самосохранения, но тут же порыв прошел. А затем было уже слишком поздно. Даже он теперь не успеет вовремя добежать до тени. Была ли во всем случившемся его вина? Причинит ли ему боль солнце? Он надеялся, что поступал правильно. Он знал, что это его последние мысли и они ровным счетом ничего не значат.
– Прощай, братец, – сказал он, а затем последние мысли исчезли – из-за горного хребта вдалеке полился солнечный свет, затопил их обоих и на мгновение ослепил Кабала.
Некромант моргнул, выругался, вытянул руку и попытался нащупать Хорста, но впереди никого не было. Кабал вертел рукой, сжимал пальцы, хотя знал – уже слишком поздно. Когда его глаза наконец привыкли к свету, смотреть было не на что. В воздухе порхало несколько коричневых листочков и кружил серый пепел – пахло утерянными возможностями. Кабал завертелся на месте, вглядываясь в далекие горизонты, но он был один – впрочем, как и всегда.
Новый день застал Иоганна Кабала, некроманта, посреди гниющего и разваливающегося поезда на давно забытой всеми железнодорожной ветке. Он сидел, уронив голову на руки, а гравий под ногами был мокр от слез. Солнечные очки валялись в стороне, и он ничего не видел.
Глава шестнадцатая
В которой ученый возвращается в Ад и нарушает условия сделки
Сумасшедший Дэн Клэнси тщательно обдумывал свой следующий ответ. Он был преступником с Дикого Запада и вообще-то никогда не размышлял о том, что ждет его после смерти: при жизни он был слишком занят тем, что слонялся по борделям и нюхал кокаин. Однако в очередной перестрелке Дэн оказался не самым лучшим, и вот его зашвырнули в Бездну, где в вечности Чистилища ему пришлось столкнуться с нескончаемым потоком бумаг, что сыпались на него пачками. Из всех трех формуляров, что ему выдали, последний ужасал особенно.
Вопрос 215 в разделе 45 на документе ЮНСХ/ 14/К начинался с предупреждения: «Любые метахронизмы при ответе на вопросы делают форму недействительной». Клэнси, ни будучи в Аду, ни до этого, не имел ни малейшего понятия о том, что такое метахронизм, и это его пугало. Все его предыдущие семьдесят шесть попыток заполнить форму ЮНСХ/14/К не были приняты, но ему не сообщили почему. Трабшоу, этот ненавистный, проклятый Трабшоу, заявил: «У нас сотрудников не хватит, чтобы разъяснять каждому из вас все ошибки. Тут тебе не школа, парень! Хочешь пройти через эту дверь? Тогда потрудись заполнить все тщательно, слышал меня?»
После этих слов Трабшоу загоготал и захлопнул окошко в двери. Клэнси пришлось предпринять над собой почти физическое усилие, чтобы выбросить Трабшоу из головы и сосредоточиться на вопросе. В формуляре значилось: «Все ответы даются ПРОПИСНЫМИ БУКВАМИ, за исключением тех случаев, где отмечено иначе». Где-то на середине строчки Клэнси отвлекся и случайно нарисовал лишнюю черточку, отчего «ОДНАЖДЫ НА ДИКОМ ЗАПАДЕ» превратилось в «ОДНАЖДЫ НА ДИКОМ ВАПАДЕ». Клэнси прекратил писать и уставился на ошибку, пытаясь одной лишь силой воли стереть неверную букву. Не сработало. Он приложил все свое мастерство и попытался изменить надпись, чтобы она хоть немного походила на верное слово, в результате чего получилось «ФАПАДЕ». Все пропало. Оставалось лишь снова встать в очередь и через три месяца получить чистый бланк заявки.
Клэнси накрыло тенью; не успел он повернуться, как что-то упало между его скрещенных ног. Он дотянулся до предмета и был удивлен, потрясен тем, что обнаружил. На выжженной земле лежала святая святых – вещь, о которой он мечтал столько, сколько находился в этом Богом забытом месте. Стирательная резинка.
– Она немного грязная, но нужно лишь потереть, – сказала тень с легким немецким акцентом. – Наслаждайтесь.
Второй раз в жизни Иоганн Кабал подошел к Вратам в Ад. Здесь ничего не изменилось, разве что над дверью привратника теперь висела меламиновая табличка с надписью «Очередь начинается здесь». Кабал направился прямиком туда.
У дверей, среди процессии из почти обреченных на вечные муки, пребывающих в Чистилище транзитом, временно царил хаос: дело было в том, что между Холи Харви Криппеном [28] и Кунигунде Макамоцки, также известной как Бэлль Элмор или Кора Криппен, разгорелся спор.
– Почему я здесь? – театрально вопила женщина. – Это ведь он убил меня! И порезал на куски!
– Послушай меня, Кора, – отвечал Криппен, и, судя по его тону, говорил он это не первый раз. – Я тебя не убивал. Все произошло случайно. Это было непредумышленно.
– То есть ты случайно порезал меня на куски и спрятал в подвале под половыми досками? А до этого случайно полил гашеной известью? О да, это несомненно несчастный случай, ты, мелкий червяк!
– Ограничение ущерба, мэм, – раздался за их спинами голос американского солдата, который куда больше славился своим умением обращаться со шредером, чем с винтовкой.
– Но я же жертва! – голосила Кора. – Что я
