– Думаю, ты переоцениваешь мои возможности, – прозвучал сухой ответ.
Фелиция села на койку, чтобы надеть сапоги. Рана в ее паху болела. Остаться в свободной рубашке наверняка было бы более приятно. Но, учитывая то, что должно было произойти, она была рада начать свое мученичество хотя бы одетой. Реакция Нандуса на ее слова, которые она произнесла наполовину шутя, не оставляла ей особых надежд на счастливый конец.
– Ты украла у меня сына, на которого у меня были самые большие надежды.
Фелиции показалось, что после этих слов верховный священник заметно постарел. Складки на его лице углубились, а в голосе появились тоскливые нотки. Только его глаза были полны страсти.
– Так каким же будет твой приговор, мой всемогущий судья?
Он презрительно фыркнул:
– Ты не осознаешь всей серьезности положения. Я не могу отпустить тебя, Фелиция да Роза. Но если я осужу тебя по заслугам, то навсегда потеряю своего сына, так как позволю убить женщину, которую он любит. Кого же мне предать? Лигу или собственного сына?
– Ты поймешь, что делать, как только решишь для себя, кто ты в первую очередь – отец или верховный священник, – невозмутимо ответила она.
Нандус не разозлился, а лишь показался бесконечно грустным.
– Этого же решения когда-то давно требовала от меня жена, и мой ответ разбил ей сердце. Она заболела душой и разумом и после этого прожила менее полугода. – Он посмотрел на герцогиню меланхоличным взглядом, в котором, казалось, слились воедино прошлое и настоящее. – У моей Синтии тоже были рыжие волосы, как у тебя.
Фелиция не знала, что сказать на это признание.
– Сначала нужно повесить Милана, чтобы ты, наблюдая за его мучениями, осознала, что привела его к погибели.
Она покачала головой:
– Ты не сделаешь этого.
– Не путай то, что ты хочешь, с тем, что я сделаю. Он предал меня. Он предал Цилию. Он разорвал связь, которая существовала между нами.
Фелиция попыталась прочесть эмоции на лице разочарованного старика. Поступит ли он действительно так? Или же это просто уловка, цели которой она еще не знала? Одно дело – приговорить сына к двум сотням ударов по пяткам, но к смерти…
– Мы оба презираем торгашей, верховный священник. Давай же не будем торговаться, как они. Прямо скажи мне, чего ты хочешь.
Непонятная улыбка заиграла на губах священника.
– Ты была бы невесткой по моему вкусу. Я бы уважал тебя, и ты наверняка смогла бы вправить мозги моему мечтательному сыну.
– Я могла бы взять тебя в Швертвальд с собой и защитить…
Он насмешливо поджал губы:
– Я не предам дело Лиги. Тебя же я призываю не упоминать Милана, когда я начну допрашивать тебя завтра в присутствии капитана стражи. Скажи, что ты обычная наглая воровка, твой спутник сбежал и ты уверена, что его уже давно нет в городе. При необходимости сообщишь нам, где ты спрятала украденное серебро.
– И что ты предложишь мне за это? Что ты пощадишь Милана? Я требую, чтобы ты не отправлял его в Красный монастырь. Тогда я сделаю все, о чем ты просишь.
– Отправиться в монастырь – это его судьба, которую может предотвратить лишь его смерть.
– А если завтра во время допроса я назову его в качестве своего спутника?
– Если ты сделаешь это, то произойдет то, о чем я сказал. Смерть предотвратит его поездку в Красный монастырь, а его самого повесят на твоих глазах. – Верховный священник вздохнул. – А я-то думал, ты любишь моего мальчика.
– Но что ты предлагаешь мне? Если я скажу, кто я на самом деле и что я сделала, твое имя будет обесчещено.
– Я мог бы прямо сейчас отрезать тебе язык и сломать все оставшиеся пальцы, – ответил он вскользь, как будто делал это ежедневно. – Далее я приказал бы, чтобы тебя пристегнули к помосту и подвергли публичному осквернению. Ты красивее большинства шлюх города. Думаю, ты бы пользовалась популярностью. И неважно, насколько гордой ты являешься сейчас, – я обещаю тебе, что через три дня ты превратишься в хныкающий кусок истерзанного мяса. Затем я вырежу татуировку с твоей спины, натяну ее на щит, как того требует традиция, а все, что от тебя останется, выброшу бездомным собакам в последнюю очередь.
– Я не ожидала от тебя пощады, – сказала она хриплым голосом, стыдясь того ужаса, который его слова вызвали в ней. – Но если такова моя участь…
– Конечно, ты снимешь свои перчатки. Учитывая то, как ты скоро будешь выглядеть, недостающие пальцы на левой руке будут твоим наименьшим изъяном.
У нее пересохло во рту. Его чутье позволило ему обнаружить ее величайшую слабость: тщеславие. Фелиция всегда прятала свою изуродованную руку, потратила целое состояние, чтобы изготовить два пальца из слоновой кости. Это были настоящие произведения искусства с тонкими суставами, но все же они не были живыми, и она всегда их скрывала. Никто больше не видел ее голые руки. Ее считали прекрасной. Бесчисленные мужчины ухаживали за ней, но в ее собственных глазах Фелиция была калекой…
– А если я пойду на твое предложение? Ты оставишь Милана целым и невредимым?
Верховный священник торжественно положил правую руку на сердце:
– Клянусь Отцом небесным.
– И я умру как воровка на виселице?
Нандус кивнул:
– Никто и никогда не узнает, кем ты была на самом деле. И к чему ты склонила Милана. Он продолжит жить так, словно его предательства никогда и не было, – при условии, что ему хватит ума держать язык за зубами.
Фелиция протянула ему правую руку:
– Таков наш договор.
ДАЛИЯ, КВАРТАЛ КРАСИЛЬЩИКОВ, ЧАС КАБАНА, 16-Й ДЕНЬ МЕСЯЦА ЖАРЫ В ГОД ВТОРОГО ВОСХОЖДЕНИЯ САСМИРЫ НА ПРЕСТОЛ
– Госпожа, он снова здесь, – прошептал Канг за дверью из тонкой рисовой бумаги.
Нок отложила кисть в сторону и посмотрела на феникса, над которым работала. Как обычно, она видела только то, что ей не удалось, и не замечала красоты и выразительности птицы с огненным оперением, которую она запечатлела на драгоценной шелковой бумаге.
– Я поговорю с ним, – решила она. – Утешу его немного. Пускай подождет в альпинарии.
Нок неторопливо оделась. Ей нравилось быть голой во время рисования. Только так она чувствовала себя единой с миром. И за последние несколько дней что-то изменилось. Она почувствовала силу, которую раньше не ощущала. Силу, подобную легкому дуновению ветра. Что-то, что нежно затрагивало какое-то чувство в глубине ее души, которое она не могла назвать. Нок была уверена, что это дуновение усилится. Настало время исчезновения звезд с неба. Здесь, на Цилии, начнутся перемены, которые вскоре охватят весь мир.
Нок выбрала белую сорочку и напомнила себе о том, что нужно тщательно завязать шелковые ленты, хотя мысленно она находилась далеко от реальности. Белые Тигрицы много знали о предстоящем времени. Но не все. Несколько веков назад знания были разделены между Тигрицами и придворными учеными, потому
