— Как только в тебе все эти кости поместились? И вообще, тут же определенно конструкция другая у тела, — меня вдруг понесло совсем в левую степь биологии. — А киль отрастает?
Геральт цыкнул, напоминая, что не Регисе у нас сегодня счастье, и указал на дверь, за которой скрылись эльфы. Настрадавшись от незваных гостей, она легко, без сопротивления, открылась под ласковым пинком Белого Волка, даже не скрипнув ничего оскорбительного, на сей акт вандализма. За нею обнаружился тесный проход, который прямо таки маячил знаками, подсказывающими, что с этой двери и начинается настоящая вотчина ведуна. Отделанный приличным, качественным морским известняком, коридор с узорчатыми стенами был подсвечен под самым потолком узкой полоской магической энергии, освещающей пространство в самом выгодном световом решении. Мягкий, правда, со следами грязных тяжелых ботинок, пол тоже словно светился изнутри мягким, пастельным светом, заботливо показывая, куда стоило бы ставить ногу гостю, чтобы не нарушить гармоничную композицию скромного великолепия, которым предпочёл окружить себя хозяин пещеры. От пола было только одно действительно полезное преимущество – он скрадывал звучания шагов. И теперь, зная, что впереди нас ждут Красные Всадники, мечтающие превратить ведьмака в волчий фарш, а меня казнить ещё со случайного знакомства, мы старательно шли совсем тихо, не производя лишних телодвижений и звуков, лишь Регис, с трудом извиняясь не приспособленной к разговорам челюстью, иногда, забывшись, шаркал крыльями по стене.
Наконец, коридор имени Ада Клаустрофобии закончился, и впереди показалась комната. Мы дружно прильнули к стенке, не готовые повторить судьбу моста, и на цыпочках начали пробираться ко входу, что, как оказалось, было, в общем-то, бесполезной тратой энергетических запасов. Огромная зала, с высокими, резными колоннами из чистого мрамора, заделанного золотом по трещинам, оказалась пустой, без единой живой души и больше напоминала импровизированный каток для бедных слоёв населения. Только в углу, скромно вмерзая в повсеместно обледенелый пол, уныло качался голем, находясь в глубокой прострации и разочаровании в собственном существовании. Видимо, он относился к категории охранников, а хитрая Дикая Охота, просто вморозив искусственную тварь в пол, даже не попыталась поднять самооценку сторожа и просто прошла мимо. Могли же успокоить парня, принести ему в жертву кого-то из своих спутников, дабы он не расстраивался и не чувствовал себя таким бесполезным. Завидев нас, стражник как-то без энтузиазма замахал кулаками, напоминая дворового пса, который гавкает чисто для того, чтобы показать, что свой долг исполняет исправно и не зря кормится за хозяйский счет. Посовещавшись, мы решили, что бедняге и без того досталось в бездушной жизни, оттает голем всё равно не раньше понедельника, а значит, можно оставить его греть пол пламенем негодования в одиночестве, без зазрения совести. Каменная машина, на всякий случай, ещё пригрозила нам своими каменными, размером с мою голову, лапищами, когда мы прошмыгнули мимо, и грустно уставилась под ноги, разглядывая отражение себя, любимого во льду.
После замученного каменного бедолаги Геральт как-то совсем сник, и чурался каждого подозрительного шороха. Регис тоже был мрачен, насколько ему позволяла нетопыриная физиономия. Я, в принципе, была солидарна с друзьями, , прекрасно понимая, что раз уж проклятые Ольхи в одной локальной огромной комнате смогли покрыть толстенным слоем льда весь пол, и даже вморозить в него несколько тонн отборной ненависти, то в открытом бою хрупкий и милый, по натуре, ведьмак с ними один не справится. Даже при поддержке огромной летучей мыши и меня, которую вообще в расчет брать можно только в качестве группы поддержки. Тут надо, как минимум, ведьмака три, чтобы примерно уравнять шансы. Но Геральт почкованием делиться не умел и от этого ощутимо страдал, уже почти готовый повернуть обратно и прийти сюда снова, но с хорошим отрядом друзей-товарищей.
Впереди показался теплый свет, какой дарят только масляные лампы. Подрядом уставший шифроваться Геральт, осторожно выглянул из коридора, прижимаясь небритой щекой к стене, скатился по ней на корточки, и, как профессиональный гопник, прошел вперед гуськом. Я последовала за ним, понимая, что у ведьмака опыт шпионажа больше, а режим «стелс» стал почти классовым преимуществом, проделала те же манипуляции, и прильнула к перилам балкона, выглядывая из-за частой кованой решетки с подозрительностью суслика. Регис быстро оказался рядом, забавно растекшись лужей по полу, стараясь особо не показываться выше уровня перекладины, что с его немалыми габаритами было очень сложно.
Красные Всадники разбрелись по огромному залу, видимо служившему разом билиотекой, мастерской, гостиной и кабинетом. Устав придумывать каждой комнате интерьер, Креван, очевидно, плюнул на стили и создал комнату с сумасшедшей эклектикой разных направлений интерьера и функционала, демонстрируя свой благородный вкус и любовь ко всему изящному. Один из воинов стоял у основания лестницы, отделанной родонитом, которая, поднимаясь выше, превращалась в большую площадку с балконом, служившую нашим укрытием. Его мало интересовали представления ведуна о прекрасном. Воин смачно ковырял в своем остром ухе крючковатым пальцем и, когда никто, по его мнению, не видел, облизывал ушную серу с края ногтя. Другой Всадник, напоминающий отожравшегося на белковом пайке атлета-педераста, прохаживался по большому подиуму с противоположного конца зала, устраивая форменный беспорядок на алхимическом столе. Банки, склянки, самогонный аппарат и другие высокотехнологичные устройства, улетали со стола и полок на пол, обиженно разбиваясь, принося удовольствие от уничтожения чужого имущества.
Еще двое работников Дикой Охоты, а именно —тот самый бледный грузин и парень с проникновенными голубыми глазами, который вечно пытается пиздЕ\Ить (выбрать букву в зависимости от ситуации), втолковывали что-то непонятное страшному уродцу, который, наверное, и был Умой. Магия Короля Дикой Охоты поиздевалась над великим ведуном Aen Elle со всей извращенностью садистских фантазий фантазии Эредина. Мерзкий карла, с большими шишками-наростами на лбу, кратерами пост-акне на впалых щеках, и растянутой, свисающей складками шарпея кожей, мямлил и пускал слюни в ответ на все попытки
