Йорвет звонил раз в три дня, строго по расписанию, с восьми до восьми пятнадцати, и рассказывал, как продвигаются дела у Аэдирна, иногда позволяя мне поболтать на отвлеченные темы, угукая в трубку. Или вставляя что-нибудь едкое, ироничное, но не слишком злобное, дабы я не расслаблялась и не подумала, что возвысилась в его влюбленном (почти) глазу. Тему биографии бывшего скоя’таэля мы больше не поднимали, старательно обходя стороной любое упоминание о том разговоре на балконе. Я действительно боялась нарушить хрупкое, нестабильное равновесие, удерживающее наши неспокойные отношения на плаву и не дающее развалиться раньше времени.
Зато Локи звонил каждый день, пусть даже на минуту, но исправно справлялся о моем здравии, делах и мироощущении. Акковран трикстеру тоже не понравился, ни как личность, ни как подданный Империи. Но, Локи заявил: «сама виновата, незачем было выставлять себя напоказ, как в зоопарке» и потребовал поклясться здоровьем бабушки, которую, я кстати, недолюбливала, что я не подойду к этому типу и буду держаться Геральта в любой ситуации. Впрочем, при встрече бог Обмана обещал немного помочь и наладить магическую защиту, просто на всякий случай. От трикстера же я узнала, что Редания и Каэдвен уже умудрились подписать пакт о ненападении и притащить с собой на переговоры королеву Мэву, которая, по старой — доброй традиции, сохранившейся еще с первой северной войны, партизанила в лесах Ривии. Традиция развивалась из-за того, что всегда, нападая на Север, Нильфгаард со стабильной регулярностью захватывал названую родину Геральта, а потом отдавал обратно Мэве.
Тор, Локи, Три воина, леди Сиф и еще триста служилых личной армии наследного принца Асгарда, развернули масштабный лагерь недалеко от места Сопряжения Сфер, устроив нейтральную территорию там, где они разбили свои личные палатки и большой переговорный пункт. Там же принцы организовали что-то вроде переговорной площадки, да небольшой лаборатории для Локи и парочки его асгардских помощников, которые постоянно бдели за пространством, форсируя каждое его изменение и отслеживая любое возмущение, пытаясь предсказать, когда появится армия Aen Elle и откуда они берут энергию. Вокруг же асгардского стана, подобно солнечным лучам, планировалось поместить лагеря стран Севера, вместо границы расставив бдительные магические барьеры. Теперь, если где-то среди приехавших королевств засекалась драка, пусть даже пьяная и между своими же гражданами, магия давала такой смачный предупредительный пинок по телу дебоширов, что сторонам конфликта не оставалось ничего другого, кроме как помириться на койках нейтрального лазарета и расписывать гипс, покрывающий тело, извинениями. В прочем, если драться начали бы одновременно все армии, то и такая магия никого бы спасти не сумела, но, конечно, никто никому ничего говорить не стал, потому что иначе побоища между постоянно воюющими северянами было бы не избежать.
Первыми на место сходки пришли именно Ривийские партизаны, захватив до кучи собратьев, партизанов Темерских, во главе с одним знакомым типчиком в шапероне, перед которым мне до сих пор стыдно за то, что мы с ведьмаком когда-то его прокинули, бросив на произвол судьбы во Флотзаме. Партизан, кстати, чуть позже и без участия асгардцев, строго-настрого предупредили и Радовид, и Хенсельт, и представители Лиги, что если будет хоть одна попытка диверсии в сторону нильфгаардцев, то все остальные короли лично прибьют каждого третьего, а шаперон Роше пустят на праздничные портянки Черного Властелина. Партизанам, приехавшим воротить все на свои места, не оставалось ничего другого, кроме как злобно скрипеть зубами и ждать приезда Императора, чтобы попытаться разрешить дело словами и вытребовать себе обратно Жемчужину Севера.
Следом прибыл Хенсельт, и в первый же день умудрился поцапаться с Локи, заявив, что ему, видите ли, жарко на той местности, где Асгардцы предложили разместиться Каэдвену. В ответ на несостоятельные обвинения и гнутые пальцы Единорога, разозленный полу-йотун призвал мощный ураган, который разнес палатку короля на носовые платочки и предложил оставить так для лучшей вентиляции. Больше Хенсельт с рациональными идеями для повышения комфорта не выступал, стараясь обходиться аскетизмом и необходимым для каждого нормального человека минимумом, на всякий случай даже урезав количество блудниц, прихваченных с собой по дороге из Ард Крайга.
Потом пришли реданцы и Аэдирн, разместившись в противоположных концах импровизированного палаточного города. Эти два народа демонстративно не замечали друг друга целыми толпами, и, мне кажется, даже дышать отказывались, если ветер шел со стороны враждебной нации. Причина была проста, и вместе с тем изящна и убедительна для обеих сторон: вместе с Саскией пришла целая куча чародеек и дубов-колдунов, ищущих спасение от Радовида в Свободном Государстве. Этим Аэдирн довел руки короля Редании до приступов чесотки, а его самого заставил лысеть еще стремительнее, вынуждая бедовую голову забыть о густой шевелюре навсегда. Впрочем, магики тоже жаждали мести, и спасала Радовида только так же «проклятая магия» Асгардцев, благодаря которой вместо заклинаний чародеи могли метать в сторону Редании лишь уничижительные взгляды и грозить кулаками в сторону любимых Радовидом: «Охотников на ведьм».
Ковир, Повис и прочая Лига, традиционно, приезжать не стала, потому что это не царственно — гонять в такие дали, когда у нас тут уже есть изматывающая работа — над златом чахнуть. Точнее, над золотыми шахтами. Зато вместо себя они послали целую армию наемников, хрен пойми откуда взявшихся на этой части планеты в таком количестве, вооружив их отличными мечами и дав крепкие, добротные доспехи. Во главе наёмничьей армии были, конечно, ИХ генералы, ИХ полководцы и Их командиры, но ни одного, даже самого захудалого, королька от Лиги не прибыло.
Каждая из стран ожидала приезда Нильфгаарда, что автоматом означало начало переговоров по поводу разбушевавшейся войны. Император же, назло злопыхателям, и проявив не дюжую любовь к троллингу коллег, продолжал ехать медленно, едва-едва шевелясь, чуть ли не останавливаясь понюхать каждый цветочек на полянке. Чем ближе мы оказывались к месту встречи, тем более черепашьим становился шаг черного бронепоезда, словно Эмгыр ненавязчиво намекал остальным управленцам, кто тут — истинный царь, а кто — редиска и фраер
