— Итак, я могу получить подтверждение, что ваши посещения отца в этом году приходятся на 3 января, 5 апреля, 14 июня и на последнее воскресенье, 26 августа? Накануне того дня, когда отец умер.
— Очень возможно, — ответил Бо. Анна в первый раз заметила сероватые дряблые мешки под его глазами.
— Таким образом, финансовая помощь со стороны отца не прекратилась после достижения вами восемнадцатилетнего возраста?
— Это паше личное дело, — поспешил ответить Бо.
— Вы были бы правы, если бы не то обстоятельство, что ваш отец в понедельник был выброшен вниз с восьмого этажа. Какую точную сумму вы получили от него в воскресенье, когда пришли за деньгами?
— 400 крон.
Сумма соответствовала последней записи в чековой книжке, рядом с которой стояло имя Бо.
— Я вынужден тратить больше, чем зарабатываю.
— Это вы ему тоже говорили? — спросила Анна, положа руку на стол ладонью вниз.
— Я занят в очень ответственной отрасли, и когда я… заболеваю, мне казалось, что благоразумно, если он помогает мне справиться. Он всегда помогал. А когда он был адвокатом в суде, то зарабатывал большие деньги. Тысяча крои — для меня огромная сумма, а для него — пустяк, — сказал Бо. В его мягком голосе стали звучать ледяные интонации.
— Ваш отец ничего не имел против того, чтоб платить тридцативосьмилетнему сыну? — Анна продолжала наступать. Она хотела, чтобы этот вялый человек раскрылся, чтоб ни галстук, ни складки на брюках не могли защитить его.
— Он знал меня.
— Как?
— Ну да, он знал, что временами я… ну, на пределе, вы понимаете, и мне нужна не очень-то уж и большая сумма, чтобы справиться с кризисом.
— А когда вы начинаете пить, это бывает надолго?
— Да, порядочно. А потом ведь надо еще привести себя в порядок.
— 400 крон, это фактически небольшая сумма. Разве не так?
— Я получил столько, сколько получил, — устало сказал Бо Смедер.
— Но вы привыкли к 800 кронам, а в январе даже получили 1100 крон. Баши кредиты сильно уменьшились. Денежная касса — похоже, закрывалась на замок, не так ли? Вы были в отчаянии? — Каменщики снаружи прекратили стук, будто чувствуя, что именно в этот момент надо выдержать паузу. Вопрос был справедливый.
— До этого года я приезжал не часто, может, раз или два в год, когда уж совсем было плохо, а потом заметил, что и это не помогает. Мне мало, стал наведываться почаще. Но в совокупности я в этом году получил столько же, сколько и в прошлом.
— Вас это не унижало?
— Такие чувства можно себе позволить, когда все хорошо, но когда затягиваешь потуже ремень, то не думаешь об унижении.
— А какую сумму вы получите в наследство?
— Наследство?
— Да, конечно, все трудности позади. Унижения, от которых вы хотели бы быть свободны, навсегда позади, не правда ли? Вы — единственный наследник, касса — целиком ваша, и вам не нужно стоять со шляпой в руке, глядеть в пол и слушать его спокойные насмешки. Ведь он издевался над вами?
— Нет! — закричал не очень-то уверенно Бо Смедер. А может, он просто устал?
— Как все прошло в последнее воскресенье?
— Как обычно. Он знал, зачем я пришел. Мы выпили пива, с полчаса поболтали, совсем не по-деловому, хотя, правда, он никогда и не скрывал, что жалеет меня. Было уже поздно, полдесятого, я знал, что он приезжает с Вестеро в это время. Он охотно расспрашивал о Бенни и Лене. Это мои дети. Они живут в Слагельсе с бывшей женой. Я остановился в Миссионерском отеле, где проспал до утра понедельника. Я езжу много.
— Когда вы покинули город?
— Приблизительно в половине десятого. Для меня было поздновато.
— Всю ночь провели в отеле?
— Нет, и в «Зулубаре», — улыбнулся Бо.
— Кто может подтвердить, где вы были после половины двенадцатого в понедельник?
— Думаю, что никто. Хотя подождите, я заправлялся где-то по дороге в Колдинг, может, они вспомнят меня? Станция «Эссо», там, где шоссе проходит под железной дорогой. Это должно было быть в четверть одиннадцатого. Три четверти часа езды от Эгесхавна.
Да, и столько же обратно. Не такой уж долгий путь ради подтверждения алиби.
— Вам не надо было в понедельник на работу? Вы разве не принимаете покупателей и не навещаете их?
— Я могу сам договориться о времени.
— Все-таки не понимаю одной вещи. Вы взяли у отца деньги для выпивки, вернулись в Оденсе, где во вторник, то есть вчера, на другой день после смерти отца, были обо всем извещены матерью, просившей вас тут же позвонить нам, в уголовную полицию. А вы сразу кинулись в новую пьянку, которая, по вашим словам, продолжалась до сегодняшнего дня.
— Да, — кивнул Бо Смедер.
— Почему вы таким образом поспешили скрыться от полиции? Можно сказать, скрылись от нас? Что вы хотели скрыть? Выкладывайте, Смедер.
Анна поднялась и села на край стола напротив Смедера. Она повысила голос так, что ее было слышно в приемной. Бо подпер голову рукой. Он смотрел на нее снизу вверх, слегка улыбаясь, и выглядел более расслабленным и спокойным, чем она рассчитывала.
— Вы этого не поймете, — сказал он.
— Мы попробуем, — иронически вмешался Клейнер.
— Фактически отец значил для меня так много, что после звонка матери я сломался. Я знал, что должен позвонить вам, но это было выше моих сил. Я забыл об этом. Единственное, что я осознавал, что отец мертв.
— Ваш отец-плательщик мертв, — подал реплику Клейнер. Бо Смедер так круто повернулся к вицекомиссару, что чуть не упал со стула. Он в первый раз за время разговора яростно замахал кулаком:
— Замолчите, к чертовой матери! Не хочу слышать вашу трепотню, понятно?
— Значит, это не вы снова посетили вашего отца в обед в понедельник? — спокойно спросила Анна.
Бо с раздражением повернулся к Анне. Дал понять, что терпение почти лопнуло.
— Мы никогда вместе не обедали.
— Точно, — сказала Анна, вспоминая нетронутые приборы на балконе.
Анна послала Бо Смедера и Клейнера в лабораторию. Она заранее знала, что это объяснит еще один неопознанный отпечаток. У него были вполне приемлемые оправдания.
Анна позвонила в лабораторию:
— Попробуйте взять у Смедера образец почерка, сравните его с отцовским. Меня особо интересует,
