— Прости, я не думал… — оправдывался Северус.
Вэнс его слова даже не расслышала. Она рывком дернула на себя простыню и, замотавшись в нее, окончательно разделась. За всей суматохой Эммелин даже не заметила, как закончилась трансформация. Никаких неприятных эффектов, помимо изменившихся параметров, и вправду не было. Только тело… оно ощущалось совсем иначе. И волосы непривычно щекотали плечи. Вэнс заправила непослушную длинную прядь за ухо и с интересом провела ладонью по своему торсу. Ей остро захотелось посмотреться в зеркало, но ничего подобного в комнате Снейпа не было. Тогда она привстала на цыпочки и вытянулась, чтобы разглядеть хотя бы часть силуэта в нечетком отражении оконного стекла.
Лицо Эванс ей никогда не нравилось. Слишком простое и кошмарно веснушчатое, но грудь и задница у Лили были на зависть… Ее не портил даже маленький женственный животик.
Вэнс поправила простыню так, чтобы мягкая ткань облегала фигуру на манер вечернего платья и покрутилась, стараясь рассмотреть себя со всех сторон, а затем обернулась к Северусу. Он сидел абсолютно неподвижно и смотрел на нее так, будто перед ним стояло сошедшее с небес божество. Только губы его чуть подрагивали в слабом подобии улыбки.
Вэнс вопросительно приподняла брови. Спрашивать вслух он запретил.
— Она делала точно так же, — сипло произнес он. — Так же смотрелась в отражение.
Эммелин изумленно уставилась на него. Жена Поттера была здесь? В этой дыре? Со Снейпом? Вот так да!
Или он рехнулся?
— Ее семья жила по ту сторону пустыря. Мы дружили, — пояснил он. — Это было давно.
Вэнс поджала губы.
О да, она прекрасно знала, как Лили умеет дружить с молодыми людьми. Теперь все было понятнее, и Эммелин стало очень жаль Снейпа.
Она с успехом могла весь этот проклятый час притворяться живой статуей, а затем согласно уговору уйти, оставив Северуса наедине с воспоминаниями. Но вместо этого, Вэнс подошла ближе и, плотно зажав простыню подмышками, дотронулась до его виска. Северус вздрогнул, но ничего не сделал, как будто боялся ее. И Вэнс провела кончиками пальцев линию от острых скул до подбородка, а дальше ниже до ключиц. Тут Северус не выдержал и остановил, перехватив ее запястье.
— А так она делала? — спросила Эммелин и потянула его руку к своему лицу.
Негнущиеся ледяные пальцы коснулись приоткрытых губ. Удивительно, но он сопротивлялся. Вэнс чувствовала это, равно как-то, насколько сильно ему хотелось дотронуться до нее. И она, как кошка, потерлась щекой о его ладонь, а затем, прикрыв глаза, запрокинула голову и стала медленно водить его рукой по своему лицу и шее.
В комнате стало так тихо, что Эммелин слышала, как участилось его дыхание, когда она накрыла его ладонью высокую, налитую грудь. И лишь тогда пальцы Северуса, наконец, ожили. Легким движением он через ткань задел напряженный сосок, но затем его рука сразу же соскользнула вниз. Вэнс даже ненароком подумала, что он все-таки девственник и поэтому испугался, но тут Снейп неожиданно крепко обхватил Эммелин за талию и прижался лбом к ее груди. Вэнс оторопела, так много боли заключалось в этом жесте. Она обняла его в ответ и, поддавшись порыву, поцеловала в макушку, затем в лоб, а после, не разрывая объятий, забралась коленями на кровать. И все равно, несмотря на то, что Вэнс оказалось на нем практически нагая в предельно откровенной позе, Снейп не предпринял попыток стащить с нее простыню. Пряча глаза, он уткнулся носом ей в шею и стал невесомыми, бесконечно бережными движениями гладить Эммелин по спине. Хотя стояло у него камнем. Вэнс прекрасно почувствовала, как его член уперся ей в бедро.
Ни о чем другом думать уже не выходило, и она забыла даже об оборотном.
Простыня медленно соскальзывала, но удерживать ее Эммелин и не собиралась. Вместо этого, она стянула с Северуса через голову черный свитер из неприятной на ощупь синтетики. Он остался в заношенной, местами здорово драной футболке, но какое это имело значение?
Расправившись с ремнем и молнией на брюках, Вэнс плавно сползла с его колен на пол. Медленными, томительными поцелуями она опускалась все ниже, но Снейп ее маневр вероятно не сразу понял. Лишь когда Эммелин прикоснулась губами к его члену, он вцепился ей в плечи и оттолкнул.
— Не надо! — надрывно произнес Северус, скривив лицо, как от отвращения к самому себе. — Я не хочу, чтобы ты это делала!
Вэнс словно ледяной водой окатило. Как это понимать, она не представляла. Она бросила короткий взгляд на его ярко выраженное «не хочу» — дьявол, стоило признать, что как минимум кое-что определенно очень красивое и привлекательное у Северуса точно было, — и снова посмотрела в карие глаза.
— Ладно, — сказала Эммелин, во второй раз нарушив запрет, и вернулась к нему на колени.
На этот раз она сразу же поцеловала Северуса в губы. Он ответил, да так жарко, что сомнений в его желаниях не осталось. Значит, дело было в чем-то другом. Вероятнее всего, он не хотел осквернять образ своей бесподобной Лили такими низменными занятиями. Это было неприятно, но Вэнс не подала виду.
Сколько времени они так целовались, и сколько им еще оставалось, Эммелин не знала — классическое оборотное зелье действовало не больше часа, и Вэнс решилась на второй заход. Не прерывая поцелуй, она просунула руку между ног и сделала все сама.
Она не испытывала неземного блаженства, хотя это было хорошо, пусть и слишком медленно. Вэнс любила быстрее, и хоть инициатива по-прежнему полностью принадлежала ей, Эммелин чувствовала, что ему нужно именно так, а не иначе.
Он будто растворялся в ней, настолько плавными и нежными были его движения. Зато его руки Эммелин осязала очень отчётливо. Раскрытыми ладонями он осторожно скользил по ее спине, от ягодиц до лопаток и обратно, будто бы не желая упустить даже самый незначительный фрагмент ее тела.
А затем снова вниз по бокам, задевая ее грудь лишь случайным касанием…
Все это сбивало с толку.
Дезориентировало.
Затем он откинулся на спину и увлек Вэнс за собой, чтобы не прерывать поцелуи.
Ничего подобного Эммелин прежде не переживала. Никто не признавался ей в любви касаниями рук. Никто и никогда. Ни очень правильный старшекурсник с Когтеврана, ни доблестный возлюбленный из аврората, ни добропорядочный коллега из соседнего отдела. Все трое объяснялись словами. Но лишь происходившие сейчас являлось актом подлинных чувств, а все, что было прежде, теперь казалось не особо удачной имитацией.
Хотя имитацией была она сама.
О том, что
