Он обещал, что не будет преследовать ни меня, ни чародея. Я не доверяю потусторонней твари, но знаю: Venditor Obscurus не лжет. Он физически не способен это сделать: честность, пусть и условная, — плата за бесконечное могущество.
Сложность загадки О’Дима зависит от оппонента; и либо он сделал мне величайший в жизни комплимент, либо попросту хотел изжить со свету. Где-то глубоко в душе я верю — своей победе я обязан Иштену. Загадка демона действительно оказалась вариацией на тему отражения — но как тяжело было отыскать нужное в царстве тысячи зеркал. Там, в этом измерении, я встретился со всеми своими низменными, жалкими страхами.
Вильгефорц из Роггевеена навеки мой должник, и он вернет свой долг. Я позабочусь об этом. Для того, чтобы открыть портал такой точности, понадобится колоссальная энергия. Энергия, которую я не смогу добыть никаким другим способом, кроме массовых убийств. Как говорил когда-то Бузенбаум: «Кому дозволена цель, тому дозволены и средства». Великое не должно быть стеснено посредственным, мораль не должна кастрировать науку, жизнь des Mischlinges не равноценна жизни человека.
Покинутый вдали родимый край, всегда в разлуке дорог, словно рай. Слова дьявола да Иштену в уши.
XX.XXV
«Во мне едино то, что было, и что будет. Являть грядущее и прошлое рожден немой помощник убиения Медузы, облитый златом и отравленный огнем»
«Alle Menschen haben mich, unmöglich der Verzicht. Doch mancher Mensch verachtet mich und wünscht, es gäb mich nicht»
«Не лгу с времен начала. Воплощение чистой правды коль зрить не можешь — отрекайся и беги. И я тогда, борьбой твоей отравлен, исчезну тоже, обездвижен и убит».
«Mon premier est au centre du pain. Mon deuxième est plus qu’un chef. Mon troisième est les deux dernières lettres de „fenêtre“. Mon tout est en verre.»
«Я помогу тебе вблизи увидеть дали, — бессмертный глаз, что зрит мельчайшие детали, дарящий пламя, преломляя солнца свет. Поверь, сильнее и опасней в мире нет».
Когда я читаю эти загадки, я не могу сдержать смеха — каким недоумкам задавал их Venditor Obscurus? Мне же пришлось угадывать, кто именно носил дымящееся зеркало на груди. Тецкатлипок, и искать его статую посреди тысячи таких же.
Наконец-то! Загадки! И схемы миров о’Дима… Я внимательно рассмотрела приложенную карту.
XVII.X
Следовать голосу своей совести удобнее, чем голосу рассудка; при дурном исходе у совести найдётся всегда и оправдание, и утешение. Люди любят сострадать, это их великая страсть. Когда я был настолько же юн, как Милена, и в моей голове также было полно идеалистического мусора. Она повзрослеет. Это неизбежно. Я уже не в том возрасте, чтобы жаловаться на детей — как веками говорили каталонцы, cría cuervos y te arrancarán los ojos.
Милена не понимает, как я близок к тому, чтобы навсегда вытащить ее из грязи, из мрака, из вечного застоя. Я покажу ей иную жизнь — такую, какой она должна быть.
Портал будет открыт; и когда она узрит дивный новый мир, надеюсь, уже возведенную Столицу Мира, вымощенную золотом, поймет, как заблуждалась.
Как жаль… Как жаль, что это не увидит Катарина. Das Opfer, das die Liebe bringt, es ist das teuerste von allen….
Окончательно убедившись, что с этого момента пошли личные переживания, я отложила дневник в сторону. Шальную мысль о том, что я убила любящего меня человека, я отбросила куда-то на задворки подсознания. Что сделано, того не изменить.
Не в этом суть. Способ избавиться от проклятия существует — самопожертвование! Вызвать Гюнтера о’Дима на дуэль, вступившись за душу Ольгерда, решить загадку и избежать вечности в сомнительной компании.
Сущий пустяк.
Но Иштван справился! Иштван победил Гюнтера о’Дима! Я смогу это повторить, а если не смогу, то кто смог бы? У меня есть примеры загадок, схемы миров, меня лично обучал грандмастер Табулы Разы… Призрачный шанс, но у меня есть больше сведений, чем у кого-либо.
Мне нужно рассказать обо всем Ольгерду. О, какое у него будет выражение лица, когда он поймет, что его душа теперь в моем распоряжении?! Кто еще за него заступится? Кабаны? Чувство внезапно обретенной власти опьяняло пуще вина.
Атаман, к счастью, в спальне — уводить его в сторону для разговора по душам не придется. Я постучалась в дверь. В ответ раздалось вальяжное «входи».
Ольгерд лежал в широкой деревянной бадье — мокрые волосы зачесаны назад, бокал в правой руке — и наслаждался видом на озеро. Рядом с бадьей стоял маленький деревянный столик с недопитой бутылкой вина и тарелкой винограда.
Он знает, чем меня приманить — я тут же отправила в рот пару виноградинок. Атаман приглашающим жестом указал на бадью. Соблазнительный пар поднимался над водой. Самое время смыть с себя весь ужас Горменгаста. Я медленно потянула шнуровку рубашки.
— Никуда не торопись. — Ольгерд окинул меня взглядом с ног до головы. — Сегодня нас никто не потревожит.
Надеюсь. Штаны полетели на пол вслед за рубашкой.
У Ольгерда свои представления о боли, так что стоит проверить температуру. Я коснулась воды кончиками пальцев. Идеально. Не слишком горячая, чтобы обжечь, но достаточно теплая, чтобы расслабиться.
Я с удовлетворенным вздохом погрузилась в воду, прямо напротив Ольгерда. Такой уж большой бадья не была, поэтому, чтобы устроиться поудобнее, я бесцеремонно положила ступни ему на колени. Провоцировать атамана становится одним из моих любимых занятий. Он снисходительно улыбнулся.
— И что такого ты прочитала в дневнике, что привело тебя в такое боевое расположение духа?
Я с нетерпением ждала этого вопроса, но выдержала паузу, загадочно поигрывая сапфиром. Атаман вызывающе пялился на мою грудь, что заставило окунуться поглубже. Пусть немного позлится, ему к лицу.
— Как победить о’Дима.
Ольгерд заливисто засмеялся, откинув назад голову. Я ожидала увидеть более восторженную реакцию после всей колоссальной проделанной работы.
— Так просто? И как же, о великая укротительница демонов?
Вот надо Ольгерду все испортить! Попытка пихнуть его позорно провалилась: он перехватил мою ногу за щиколотку, потянув на себя. От неожиданности я соскользнула вниз, погрузившись под воду с головой.
Как только я вынырнула, Ольгерд подхватил меня и прижал к себе, усадив на колени, предотвратив все дальнейшие попытки напасть. Шершавые ладони легли на талию, и причина злости на мгновение вылетела из головы.
— Так как же? Я сгораю от любопытства.
И не только от любопытства — член уперся мне в бедро. Я вздрогнула от острого укола возбуждения и неловко заерзала на его коленях, чего он, полагаю, и добивался. Да уж, каменное у Ольгерда не только сердце.
— О’Дим обязан принять приглашение сыграть в игру. На кону этой игры душа связанного контрактом, и того… — продолжала я, пока ладонь не скользнула между бедер,
