Пальцы мягко коснулись лона, слегка поглаживая — лениво, дразняще. К щекам мгновенно прилила кровь.
— Кхм. Он загадывает всегда одну и ту же загадку в разных… — Лебеда, шестьдесят лет опыта дают о себе знать! —…вариациях… Иштван провел целое исследование…
Когда легкие поглаживания превратились в настойчивые ласки, я не сдержала тихого стона.
— Милена, сосредоточься, — строго сказал Ольгерд. — Кто сыграет с о’Димом в эту игру?
Какую игру? Ах, да…
— Кто-то, кто разбирается в демонологии, — надеюсь, что улыбка вышла самодовольной, под стать атаману.
Пусть ублажает, и быть может, если мне очень понравится, я заступлюсь за его душу. Как славно, что Ольгерд пока не знает, насколько мне это выгодно. Я накрыла его руку своей, наглядно показывая, где и как ласкать. Не то, чтобы он с этим не справлялся — прекрасно справлялся, но мне хотелось насладиться новообретенной властью.
— И этот кто-то набрался смелости мной помыкать? — хмыкнул Ольгерд. — И где же та дрожащая, как осиновый лист, воровка, на коленях молящая о пощаде?
Вот уж кто ради красного словца не пожалеет и отца! О пощаде молила, но не на коленях.
— Тебе нужно убедить эту дрожащую воровку спасти твою душу, — я покровительственно поцеловала Ольгерда в скулу. — И это будет не так просто. Скажи, Ольгерд, хорошо ли ты владеешь языком?
Как я могла отказать себе в удовольствии воспользоваться моментом? Интересно, а усы сильно щекочут?
— Каким, Высшей Речью? — усмехнулся он.
— Низшей, Ольгерд. Ты же хочешь моей помощи?
— Жажду, — прошептал Ольгерд, касаясь губами мочки уха. — Давно мечтал повалить тебя на кровать и широко развести колени.
До боли знакомый тягуче-сладкий голос, который он использовал, когда хотел подразнить.
— Ласкать языком, пробовать на вкус, — Ольгерд медленно поднял руку и слизал влагу с пальцев. — Пока не начнешь кричать от наслаждения и тщетно умолять наконец взять тебя.
От этого жеста у меня на пару мгновений остановилось сердце. Я нетерпеливо кивнула в сторону кровати. Даже если усы щекочут, потерплю.
— Один вопрос, — Ольгерд специально растягивал слова, видя, как мне не терпится. — А самопожертвование, даже такое бутафорное — не единственный способ снять так мучающее тебя проклятие?
Я подскочила на месте от неожиданности: вода в бадье перелилась за край. Откуда?! Откуда он может это знать?! Я только что прочитала это в дневнике Иштвана, каким образом?!..
— Откуда ты узнал?!
Ольгерд поманил меня рукой, указывая взглядом на колени.
— Милена, я опытней и умнее тебя, — Ольгерд очертил указательным пальцем линию подбородка. — И знаю гораздо больше.
Я тоже не лыком шита, но опытней… Опытней без всяких сомнений. Ему удалось в очередной раз меня впечатлить — это даже начинало слегка надоедать.
— Но все-таки, откуда?
— Будешь хорошо себя вести, голубка моя, расскажу.
Он недвусмысленно намекнул, что подразумевает под хорошим поведением, приподняв меня за бедра. Любопытство — один из многочисленных моих пороков.
Заниматься любовью в воде — те еще упражнения в эквилибристике. Когда я в очередной раз соскользнула с члена, Ольгерд выругался и перекинул меня через край бадьи, удерживая в одном положении. В глазах потемнело, когда он вошел в меня, до упора проникнув в лоно. Гореть мне в аду… Как же хорошо!
Бадья ходила ходуном, еще немного, и пол затопит к чертовой матери. Самолюбие атамана вне всяких сомнений тешили тихие стоны и влага, стекающая по бедрам. Ну и дьявол с ним, я с не меньшим удовольствием двигалась ему навстречу, чувствуя, как по низу живота разливалась волна острого наслаждения. Я даже не подозревала, как скучала по нему.
Ольгерд резко остановился, когда я уже начала чувствовать приятную дрожь по всему телу. Рыжий черт! Он впился в губы разнузданным, долгим поцелуем. Тем самым, после которого чувствуешь себя животным. Нет греха приятней блуда.
— На кровать.
Не дожидаясь, пока я поднимусь сама, Ольгерд подхватил меня под грудь. Я сердито пнула его, но, как мне уже давно следовало понять, агрессия его только раззадоривает. В отместку он кинул меня, насквозь мокрую, на роскошную, покрытую красным шелковым покрывалом кровать. Я замерла, опасаясь и предвкушая продолжение.
Ольгерд прижал меня к атласной подушке, поставив на колени. На мгновение помедлил, должно быть, наслаждаясь видом. Никогда не думала, что меня возбуждает чувствовать себя уязвимой. Я укусила его за руку до крови. Что с него, в конце концов, станется.
— Если тебе не по нраву, — хриплым от похоти голосом сказал Ольгерд. — Скажи.
Гордое молчание стало ему ответом. Ольгерда это вполне устроило: он вошел в меня глубоким толчком, заставляя прогнуть поясницу. Я задрожала и уткнулась в подушку, едва сдерживая крик.
— Кричи сколько хочешь.
Меня смущала мысль, что крики услышат кабаны, но сдерживаться становилось все труднее. Кровь пульсировала в висках. Недовольный моим молчанием, Ольгерд смочил пальцы слюной и начал ласкать меня — грубо, постепенно усиливая нажим. На мой приглушенный вскрик он ответил довольным смешком.
Вода камень точит. Мои стоны становились все громче, а ритмичный стук ножек кровати о деревянный пол делал ситуацию предельно очевидной. Я блаженно выгнулась, и еще пары толчков ему хватило, чтобы отчаянная волна наслаждения заставила меня брыкаться под ним.
— Ольгерд… черт… не останавливайся!.. — все-таки обитателям усадьбы суждено узнать, что у атамана выдался отменный вечер.
Я вцепилась в покрывало, перед глазами на мгновение помутнело. Лебеда, как же…
Ольгерд больше не заботился о моем удовольствии — намотал волосы на кулак и начал насаживать, как куклу. Глухой стон донесся до моего слуха. Он впился ногтями в мои бедра, будто старался оставить напоминание об этой ночи.
— Какая ты мокрая, — самодовольно отметил Ольгерд. Невероятный талант замечать очевидное.
Совершенно забывшись, он неосторожно отдернул руку, звонко шлепнув по ягодицам. Подсвечник, задетый локтем, упал с прикроватного столика. Пламя почти истлевшей свечи вмиг перекинулось на парчовую занавеску. Дурман похоти как ветром сдуло.
— Ольгерд, дьявол, мы горим!
Ольгерд не сбавил темп, даже в лице не переменился. А я увидела, как пламя ползет вверх по занавеске. Меня объял животный ужас. Я заживо сгорю! Под мужиком! Из всех нелепых смертей!..
— Слезь с меня!
— Ты сказала… — выдохнул Ольгерд. — ….не останавливаться.
Нашел время для словесных игр!
Оцепенев от услышанного, на мгновение я замерла. Потом пришло осознание, что усадьба, да и мое здоровье, рыжего черта мало волнуют. Яростно брыкаясь, я попыталась сбросить его с себя, но это только сильнее раззадорило.
— Не дергайся, — прошептал он, и я
