— Так, на пару минут, — уклончиво ответил социолог и сцепил в замок длинные пальцы. — Спасибо, Карина, допрос с пристрастием окончен. Что насчёт вашей теоретической части?
***
Мечников обнаружился на месте, а именно — в уютной кофейне в уголке торгового центра. Сидел себе, пил капучино и никого не трогал, возможно, потому, что был в наушниках. Максим Сергеевич подавил неуместный смех — как-то не вязался образ историка с подобными тихими заведениями, но чем чёрт не шутит.
— Извините, задержался, — пристроившись напротив, Максим Сергеевич заказал у миловидной официантки самый сытный бутерброд, который только имелся в кофейне, и какой-то чай наугад. — Курсовики и всё такое…
— Есть такое, — неуместным эхом отозвался Мечников, потом тряхнул патлами и вернулся в реальность: — Ах да, я плачу, так что ты это…
— Больше я в себя не запихну, не беспокойтесь, — вежливо успокоил оппонента Максим Сергеевич. Оппонент довольно хмыкнул. — Стас ещё живой?
— На удивление. Мне было лень с ним развлекаться. Хотя, надеюсь, он хотя бы наложил в штаны…
Началось стандартное перемывание косточек Стаса. С кем бы Максим Сергеевич ни обедал, все коллеги рано или поздно скатывались в эту тему, и вытащить их обратно было просто невозможно. А всё почему? Станислав Павлович — протеже декана, и этим всё сказано. Закончив исторический факультет нашего богоспасаемого универа, Станислав Павлович работу не нашёл, во всяком случае — приличную, поэтому и устроился на самую высокооплачиваемую из неприличных: в деканат, составителем расписания. С тех пор Стаса проклинали все курсы, все потоки, от бакалавров до магистрантов, все преподаватели и все студенты…
Пожалуй, единственная нечистая сила, которая Стаса не трогала — это гардеробщица, но гардеробщица, подумал Максим Сергеевич, это и вовсе разговор отдельный.
— А я ему как-то раз пригрозил Гулагом, — вдохновенно делился Мечников. В принципе, в тихой кофейне за чашечкой кофе он казался не таким уж страшным. Неуместным — это факт, но не страшным. — А он мне в ответ — ну товарищ Сталин…
— Меч стальной, — пробормотал Максим Сергеевич и получил в ответ довольный хмык.
— Он самый… Это одно из моих любимых студенческих прозвищ. Ну, после Люцифера Дмитриевича.
— Люцифера?
— А. Д. Мечников, — похвастался А. Д. Мечников. — Хотя это ты и так заметил.
— Заметил. Может, меня тоже как-нибудь называют?
— Вообще я о тебе раньше не слышал, — признался историк, покачивая уже пустой чашечкой. — Но теперь могу предположить, что этот «Барсик»…
— Ах вот как, — улыбнулся Максим Сергеевич. — Если что, у Барсика пояс по карате.
— Понял, — скопировал его улыбку Мечников. — Никаких барсиков.
Некоторое время они помолчали, дожёвывая бутерброды и думая о своём. Максим Сергеевич хотел было сосредоточиться на разговоре, но разговора-то и не было! Поэтому он использовал паузу, как мог: ещё раз внимательно просмотрел Мечникова. Нет… не он. Даже прищурившись, даже сосредоточившись и отключившись от бренного мира, Максим Сергеевич не разглядел в нём ничего опасного.
Конечно, историк был грозой всея студенчества, и от суровой расправы спасали только его собственные преподавательские шутки. Пожалуй, Мечников совмещал в себе все университетские перлы и анекдоты разной степени бородатости, хотя бы сегодня утром: «я опоздал, потому что не хотел приходить», ну и так далее.
— Александр Дмитриевич…
— Саша.
— Саша, — покорился судьбе Максим Сергеевич. — Спасибо за обед и всё такое, но ты что-то ещё хотел?
Попал! В самое яблочко. Тьфу, опять эти яблоки… Максим Сергеевич невольно улыбнулся, проследив за направлением нервной морщинки на лбу собеседника. Прости, Мечников, мы не только нелюдей насквозь видим. Простых людей тоже. Очень полезно, между прочим — особенно если ты препод-социолог.
— Допустим, — буркнул историк. Кажется, он был недоволен, что его раскусили. — Собирался оставить это на десерт.
— Тебе пироженку заказать для лучшей концентрации? — вскинул брови Максим Сергеевич. — Я могу.
— Я уже понял, что ты не барсик, — вежливо огрызнулся Мечников. — Да так… Наблюдения. Сегодня на ту нашу пару… никто не опоздал?
— Опоздал один, — пришлось отвечать спокойно, хотя Максиму Сергеевичу показалось, что его облили ведром ледяной воды. — Ты имеешь в виду, опоздал на пять минут или весьма?
— Весьма.
— Было дело…
— Описать его можешь?
— Конечно, нет. Иначе бы ты о нём не спрашивал.
Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, прощупывая почву. И если Максим Сергеевич был уверен, что беседует не с нелюдем, Мечников — вряд ли. Но как ему докажешь? Если ты сам — не человек толком?
— Он приходит всегда в одно и то же время, — спокойно продолжал рассказывать Мечников. Вся загвоздка была в том, что обычно он говорил НЕ спокойно. Максим Сергеевич не без настороженности следил за подозрительно омертвевшим взглядом. — Беда в том, что этот парень погиб три года назад в автокатастрофе. Его все как бы видят, но игнорируют. Как будто никого и не было.
— Почему ты об этом рассказываешь? — прямо спросил Максим Сергеевич. Когда обычные люди перешагивают границу миров, с ними лучше не церемониться — хуже будет.
— Потому что ты на него среагировал, когда все выходили из кабинета, — историк вернулся к своей обычной манере повествования, а именно — к снисходительно-насмешливой. — В противном случае я бы сейчас был похож на психа.
— Кем он был, рассказать можешь?
— То есть то, что он мёртвый, тебя не отпугивает? — нахмурился Мечников. — У меня тоже вопрос, Барсик…
— Вопросы здесь задаю я, — ещё шире улыбнулся Максим Сергеевич, и это в очередной раз сработало.
— Тудыть тебя в СССР, — хмыкнул Мечников, скрестив руки на груди. — Ну ладно… Могу… Это был один из студентов, курсе на третьем он тогда учился. К сожалению, я его смерть видел. Автокатастрофа это была, и ничего больше. Ехали неудачно… Недалеко от универа, потому и видел — меня с ними не было. Хотя звали, отказался. Сейчас бы со студентами бухать.
— Почему бы и нет?
— Так-то да, но… не хотелось в тот раз. Может, предчувствие какое, — помрачнел (казалось бы, куда ему мрачнеть!) историк. — Ну да хрен бы с ним. Я это всё к чему: я его вижу, ты его видишь, в смысле — обращаешь внимание. Значит, я
