Ричард только кивнул. Конечно, не меняет. Так и увольняют хороших людей, ни за что…
— Но этот сын, — продолжил проректор, — благодаря своей тяжкой работе вырос в упрямого и целеустремлённого юношу, который к началу учёбы уже имеет за плечами опыт работы и прекрасно знает родной город. Он же, к слову, доказал, что может не только поступить в самый престижный вуз этого города, но и учиться в нём, несмотря на напоминание об отце и давление со стороны матери. Вы действительно так недовольны своей жизнью, упрямый юноша?
Что-то упало, и Дик едва не подскочил, так неожиданно ворвался этот звук; оказалось, это Моро спрыгнул с тумбочки, и мягкие кошачьи лапы коснулись пола, а потом кот неодобрительно на них посмотрел и отправился в коридор.
— В-вы действительно так думаете? — единственное, что он смог произнести.
— Я думаю, что мы засиделись и пора проследовать за Моро. Вам — на пару, мне — к председателю Дораку, — давая понять, что время и правда вышло, Алва поднялся и опустил крышку ноутбука. Стало ещё тише. — Кстати, не работай вы на почте, не встретили бы Марианну. Потрясающая женщина, не знать её — в каком-то смысле грех. Собирайтесь, Ричард, я закрываю кабинет.
========== 7. Марсель. Робер ==========
Продрав глаза, Марсель попытался определить, какой на дворе год, и не определил. А потому что не надо встречать новый, не запомнив, какой был по счёту старый! Валме тяжело вздохнул и наугад протянул руку вправо. Стена. А влево у нас что? Влево Готти. Что ж, две хорошие новости: он в помещении, и волкодав вместе с ним. Остальное подождёт.
Марсель сосредоточился на вышеупомянутом помещении и понял, что он не у себя и не у Рокэ. И, кажется, не на работе, но это уже неточно. Утешала третья хорошая новость, вытекающая как следствие из предыдущих: Рокэ точно где-то здесь, потому что, судя по невыносимо трещавшей голове, вчера литератор пытался его перепить.
— Как обычно, безуспешно, — пожаловался Марсель волкодаву, будучи не в восторге от собственного голоса и ещё больше — не в состоянии молчать. Волкодав ответил — поднял ухо, прям как Алва — бровь. С кем поведёшься… — Сейчас он придёт, и я увижу нечто отвратительное. Знаешь, что? Отвратительную бодрость.
Ещё через пару часиков, как он определил про себя, Валме таки поднялся, дождался, пока вселенная прекратит выписывать кульбиты, и отправился на поиски ответов, Рокэ и чего-нибудь попить. А квартирка-то — ничего себе… Ого-го. У кого они отмечали новый год на этот раз? Кто у нас такой богатый? Непонятно. Из всех коллег, не считая дам, к которым он не ходил или ходил, но не за этим, Марсель не был только у новенького Эпинэ, с которым они уже давно на «ты».
Всё нашлось в одном месте: ответы, водичка, омерзительно бодрый проректор и даже Эпинэ. Сначала, правда, Марсель не догадался, что это за холмик под одеялом, а потом холмик пошевелился и простонал:
— Доброе утро, Валме.
— Я же говорил, он будет спать до последнего, — жизнерадостно поделился Рокэ. Пожалуй, на самом деле жизнерадостности в нём было как обычно, но сейчас Марселю всё казалось слишком громким, особенно Алва, в первую очередь он.
— Ты опять… выиграл. Извините, что спрашиваю, мы немного где? Я как-то запамятовал за нашим педсоветом.
— У меня, но не совсем, — обозначил из-под одеяла Робер и продолжать не стал.
— Фактически это дом госпожи Ариго, — ответил за него Рокэ. Валме только поморщился, отодвинувшись: вот когда хочется поболтать, из господина проректора и слова не вытянешь, а теперь ему приспичило! Как всегда… — Кузина Робера отправилась праздновать к другим дражайшим родственникам и оставила своим коллегам целый полигон.
— Я так понимаю, без коктейля Молотова не обошлось, — не выдержал Марсель: желание каламбурить всё, что движется, успешно боролось с похмельем. — Начинаю припоминать. Слушай, а где мы животных бросили? Готти вроде со мной был…
Они поозирались в поисках Моро. Как ни странно, кот был тут как тут: сидя на возвышении, кажется, на шкафу, он смотрел на трёх людей сверху вниз, и прищуренные лиловые глаза выражали такое количество презрения, на которое способны, пожалуй, только коты.
— Морячок — умница, — пробормотал Валме. — Он знает, что мы были заняты не богоугодным делом.
— Не ругайся при мне, — потребовал Рокэ. Из-под одеяла раздалось удивленное мычание Робера.
— Это норма, — успокоил его Марсель. — Наш проректор — Дионис и богохульник, каждый раз, когда я говорю «божечки» или «батюшки святы», он творит чудеса мимики и делает такое лицо, что волей-неволей становишься немного атеистом. Поначалу меня это очень умиляло.
— А сейчас? — возмутился проректор-богохульник.
— И сейчас, — снисходительно сказал Марсель. — Будь добр, передай мне вот эту чашу святой воды.
***
Робер заставил себя встать к обеду, хотя это было непросто. Он бы с радостью пролежал здесь, под одеялом, до самого вечера, но нужно было проводить гостей. Поэтому с утра Эпинэ каким-то чудом сумел вывести из дома большую часть коллег, которые ехали по домам: за ними не требовалось приглядывать, потому что за всеми сразу приглядывал бдительный Райнштайнер, а другие группы нуждались в указателях, как пройти к двери. Робер помнил, что он искренне переживал за Валме: литератор начал год с восхитительных рифм и рифмовал всю ночь, и это не могло не сказаться на его утреннем состоянии. Но Рокэ убедил его, что ничего страшного не случится и можно спать дальше, и так прошло ещё несколько часов…
Наверное, сейчас ушли даже они. Робер смутно помнил какую-то болтовню над ухом, вспоминались древние греки, но на этом всё. К своему удивлению, добравшись до кухни, он обнаружил там сразу четверых: Марсель сосредоточенно просматривал фотографии, как будто искал что-то конкретное, Готти играл со шторами, Рокэ чесал кота. Раньше Эпинэ и представить себе не мог, что окажется в одном помещении с этими двумя (или четырьмя?) в такой идиллической обстановке.
— Доброе утро в третий раз, — повернувшись к нему, поздоровался проректор. — Вы не против, что мы ещё не ушли?
— Вовсе нет, — мотнул головой Робер и тут же пожалел об этом. — Но с этим надо что-то делать…
—
