— Так вот, подарок, — очнулся Марсель и полез в карман. Котик с гитарой в лапах был на месте, то есть, на обложке блокнота. — Держи! Это ты.
— Какая прелесть, — господин проректор уставился на обложку, пока её придирчиво обнюхивал Готти. — Знаешь, увидь это Штанцлер, у него бы случился инфаркт.
— Конечно, — подхватил Валме, — ты же извращенец и сатанист! А я тут со своими котиками. Кошмар! Может, покажем Штанцлеру? Он и окочурится.
— Боюсь, эта милая вещь подпортит мою репутацию злодея, и тогда окочурится Дорак, — возразил Рокэ. — Но спасибо, буду носить у сердца, или как тебе больше нравится?
— Мне больше нравится, чтобы на тебя никто не покушался, — ляпнул Марсель, а потом подумал. — Ой. Не так я хотел это сказать, ну уж как есть…
— Ты сказал, как только заявился на порог моей квартиры. Весьма красноречиво, — Валме ожидал, что он хотя бы сядет, но чёрта с два — Алва собирался обсуждать покушения лежа с псом под боком, и возразить ему на это было нечего. Просто нечего!
— Но это не ерунда, — возмутился Марсель, хотя никто ещё не обвинил его в ерунде. — Я понимаю, что Роберу повезло, а больше тебя никто не трогал, хотя… твой великолепный батюшка намекал на других людей. Что за банда на тебя ополчилась, Рокэ?
— Всё проще некуда. Банда — незабвенный революционер Альдо Ракан и те, кто уцелел рядом с ним, отец не намекал, а говорил достаточно прямо. Они оживились прошлой ночью, потому что в город вернулся Эгмонт Окделл… хотя в этом я не уверен, — признал проректор.
— А что ночью? Я ещё не в курсе?
— Юного Окделла носило по городу и унесло в соседний квартал. А там, насколько я понял, ошивались подозрительные личности. Лучше спроси Робера, меня там не было…
— Либо это была подстава для тебя, либо для людей, которые тебя окружают.
— Первое. Никто не знал, что в моей машине будет Эпинэ, и караулить Ричарда здесь, когда у него есть свой дом, тоже немного глупо.
Валме хотелось заявить — «это тебе хочется, чтобы было первое», но доказательств у него не было.
— И ты уверен, что это всё ещё Ракан? Я понимаю, что он у нас от природы пришибленный, не в обиду его великолепной бабушке…
— Мне кажется, это всё ещё Ракан, но уже не Эгмонт, — выдал Рокэ. — Утопическая программа для университета и преподавательские баталии — это всё уже поросло мхом, а его и его верных вассалов личная неприязнь ко мне, скорее, расцвела.
— Ты так уверен, что этот пацан, — не удержался Марсель, наслушавшись Матильду, — способен поднять в городе криминал вплоть до аварии и драки в переулке?
— Драки не было, не забегай вперед. Почему нет? Госпожа Алати и Робер сходятся во мнении, что ему не сидится на одном месте. Со вторым мы немного поговорили и пришли к неутешительному выводу, что у господина Ракана не всё в порядке с головой. Правда, это только предположение, но иных объяснений Эпинэ пока не нашёл… А великолепная Марианна успешно держит меня в курсе, что происходит на тёмной стороне О.
— М-м, у тебя такие уютные отношения с мороженщицей, — фыркнул литератор. — Извини, вырвалось…
— Только не говори Эпинэ, у него мир рухнет, — посоветовал Рокэ. — Если ещё сам не догадался… Так вот, мы с Марианной почти уверены, что Ракану удалось ввязаться во что-то тёмное и наверняка неприятное. Он не смог выбраться сам и довольно ловко обернул ситуацию в свою пользу. Недаром его бабушка беспокоится о преступниках…
— И всё это — чтобы сковырнуть тебя с поста? Ради бога, Рокэ, стань уже ректором, все уймутся.
— Даже ради чёрта не стану. И прекрати играть в Дорака, иначе я тебя побью, — видимо, лицо у Валме сложилось недоверчивое, поскольку он кинул в него подушку. — Приближается конец года, к этому моменту господин ректор оплатит долги ОГУ, с нас слезет министерство, и можно будет не гнобить студентов дурацкими работами не по специальности. Но проблема в том, что никакой Ракан не знает, насколько хрупок под нами лёд. Если хоть кто-нибудь из-подо льда высунет нос, срок расплаты с министерством и с городом станет только ближе…
— И тогда универу хана, а вы с Дораком играете в плохих следователей и вытаскиваете нас за уши из дерьма? — уточнил Марсель.
— Я говорил про лёд, но как тебе угодно.
— Почему не исключить Ракана? Колиньяра ж этого выперли, и ничего. Я могу подогнать что-нибудь обвинительное, его на всеобщей литературе раз пять уже не было.
— Мы собирались. Но он держится у многих преподавателей на хорошем счету, а после этой пародии на вооружённое восстание каждое отчисление будет вызывать бурю эмоций. Не ту, которая нам была нужна, чтобы отвлечь внимание от господина ректора.
— А другую, которая сведёт в могилу всех и сразу, — закончил Марсель. — Потому что вместо одного скандала будет два, пресса надавит посильнее и вытащит на свет все грехи ОГУ, и головы лишат нас всех и сразу.
— Собственно, да. — Нежно отпихнув Готти, проректор соизволил сесть и потянуться, после чего отправился варить кофе. — Ты успокоился?
— Я наоборот, — вежливо ответил Валме. — То есть, я догадывался, что всё плохо, но не думал, что так… опасно. Чёрт возьми, Рокэ, во что мы вляпались в этом спокойном городке?
— В жизнь, — философски заметил Алва. — Не драматизируй, ты становишься похож на студента в разгар сессии. Скоро всё уляжется, а потом…
— А потом?
— Тебе кофе с корицей?
Больше всего Марселю хотелось запустить в него корицей за эту недосказанность, но он только вздохнул и протянул склянку.
***
Вечером в субботу Робер переживал, причём переживал за всех и сразу. За Дикона с его родителями, который только написал, что всё в порядке — но будь всё в порядке, он бы позвонил и болтал часа четыре. За Марианну, у которой не ладилось с меню. За Матильду, за Альдо, за Матильду с Альдо; за то, что он очень давно не видел Альдо, и это было отвратительно с его стороны; за
