— Что, голова болит? — внезапно поинтересовался Рокэ, поднимая на него глаза. Марсель от неожиданности обалдел:
— Нет, что ты… Не беспокойся, — судя по тому, что этот беспокоящийся недоверчиво прищурился, фыркнул и заржал, фраза была лишней.
— А ты уверен, что ни с кем меня не путаешь? Единственное, что я собирался уточнить — какое чудо произошло, чтобы ты молчал…
— Сейчас как перестану, — мстительно сказал Марсель, и спутник изобразил досадливую гримасу. — Да-да, конечно… Я просто понять не могу, ты расскажешь что-нибудь ещё или это бесполезно.
— Расскажу.
— Но ты же не хотел.
— Передумал… — Рокэ наконец отложил книгу и, откинувшись на спинку сиденья, уставился в окно. — Не обольщайся на свой счёт, это нечто среднее между долгом и чувством ответственности. Если б я не явился по твою душу после того, как ты начал что-то находить, остальные бы меня просто сожрали.
— Я думал, они тебя безоговорочно слушаются.
— Оговорочно, — съязвил он. — Хотя результат меня устраивает — слушаются, да. Надо полагать, ты всё ещё дуешься на Марианну?
— Немного… Я же у неё все подробности выпрашивал, зная, что она была со мной в Риме. Представляю, как ей было нелегко скрыть столько народу и событий.
— Пока ты дрых на диване, эта чудесная женщина устроила мне разнос. На кухне утром. Не отрицаю, что ей и впрямь было нелегко, но она сама на это пошла — можно спросить Констанса, он тоже в курсе дела.
— Так сама пошла или ты заставил?
— Никого я не заставлял, — поморщился Рокэ, — не настолько страшный, хотя и с пистолетом… Мы договорились, что так будет лучше, все были согласны. Но если бы Марианна решила рассказывать тебе правду и только правду, что бы я сделал? Имела полное право, хотя и не стала им пользоваться.
— Неужто всю правду?
— Почти. Примерно та же история, только без моего участия.
Марсель попытался представить, как выглядела бы такая версия. Пожалуй, с югом всё просто — на фотографиях, которые он успел увидеть, Рокэ появлялся редко, видимо, не любил, а что до предыстории — да что угодно, хотя бы Луиджи. Вполне достоверно: ехать на юг, чтобы заключить деловую сделку, и сгребать по пути все знакомства с итальянцами, тем более, приятные знакомства. Но всё равно…
— Раз всё повторяется, значит, так надо для мирового равновесия, — проговорил Марсель вслух. — Без тебя мозаика не складывается.
— А со мной она забрызгивается кровью.
— Да ладно, ты же не…
— Не убийца? Убийца.
— Ну что ты привязался к этим убийствам? — возмутился Марсель. — Может, мне нервы пощекотать захотелось.
— Сам бы не привязался, — отозвался Рокэ, глядя на смазанный дождём пейзаж и явно не воспринимая переносный смысл фразы. — Равновесие, кстати, хорошо звучит. Лучше, чем «судьба»… По сути, то, что называют судьбой, является отсутствием выбора: что бы ты ни делал, в конце окажешься в одной и той же точке.
— А как же «выбор есть всегда» и прочее?
— Очаровательно, но только на бумаге. Я в молодости тоже считал, что, если захочешь что-то сделать, можно с лёгкостью наплевать на весь мир и совершить задуманное, кто бы тебе ни перечил. Оказалось, что нельзя. Между прочим, слова «нельзя» в моём великолепном плане тоже не было.
Марсель слушал внимательно: всё внутри кричало о том, что это он слышит впервые. Перебить по привычке хотелось, но он сдержался.
— Выбор, конечно, всегда есть, — Рокэ продолжал говорить, щурясь на что-то невидимое за окном. Казалось, ему всё равно, слушает кто-нибудь или нет. — Когда этот выбор за тобой. Если за тебя решили другие, становится сложнее. Если эти «другие» так или иначе к тебе привязаны — просто безнадёжно.
— Кхм, и поэтому насчёт моих воспоминаний решали вы?
— Поэтому ты сейчас со мной едешь, — огрызнулся спутник, и Марсель притих. — Согласен, неприятно, когда скрывают правду, но иногда лучше перебеситься и забыть.
— И как же я, по-твоему, проверю, стоило перебеситься или не стоило? — притих ненадолго. Не держать же язык за зубами, когда тебя поучают. — Не попробуешь — не узнаешь. А если мне не понравится, значит, равновесие наконец-то устаканится и оставит нас в покое. К слову, что ещё такого я должен знать? Переговоры, сотрудничество, эм… и сразу автокатастрофа?
— Спроси Луиджи, — интонация была убийственно любезна, с упором на «убийственно». — Уж он-то темнить не будет, не то что я.
— Я убивал кого-нибудь? — напрямую спросил Марсель.
— Нет, — казалось, Рокэ удивил его вопрос. — Почему ты вообще об этом подумал?
— Не знаю. Когда связываешься со всяким криминалом, могли и заставить шлёпнуть кого-нибудь.
— Считай, обошлось. Не все наши занимаются исключительно чёрной работой. Сотрудничество — подходящий термин, ты именно что сотрудничал, причём на добровольной основе, без всяких формальностей и подписей — считай, по-дружески помог парочке головорезов. Но за деньги. Насколько я знаю, эти средства потом пошли на твою же операцию. Что до Рима, ничего особенного ты там не делал…
— Вот спасибо…
— Цыц. Не считая собственных, то есть отцовских, дел и этой канители с аварией, ты был типичным туристом и практически не вмешивался в наши дела.
— Практически?
— Об этом спроси Елену. Вы такие разные, а вмешиваетесь примерно одинаково.
Елена… Грустная улыбка, строгое платье, поход в театр, чёткий классический греческий профиль, блеск лезвия в хрупких руках… Почему это всё так тоскливо? Ведь они же не расстались врагами, что вообще произошло?
— А она ответит? — рассеянно спросил Марсель, постукивая пальцами по столу. Всё было так странно и до жути зыбко, казалось, отвлечёшься на долю секунды — забудешь и то, что вспомнил с таким трудом.
— Конечно, куда денется. Не переживай на этот счёт, тебя все любят, — после этого он опять уткнулся в книгу, а жаль, Марсель упустил выражение лица Рокэ при слове «любят». Одиннадцать из десяти, что оно было брезгливым, но чем чёрт не шутит.
Усиливающийся ливень и размеренно покачивающийся вагон будто бы сговорились и дружно склоняли ко сну.
