— Ни на что не надеялись, я так понимаю.
— Примерно так. Луиджи предысторию рассказывал? Долгое время все ждали, что я разозлюсь и прибью отца, предварительно закатив истерику, мол, всё из-за него. Не дождались… Что бы там между нами ни было, убивать собственного родителя мне не хотелось. Удивительно благородно для наёмника.
— И когда его не стало…
— Его не стало, а кое-кто остался в живых. До сегодняшнего дня, — голос стал жёстким и холодным, и Марселю пришлось напомнить себе, что он в этом не участвовал. — В это трудно поверить, но моя семья — когда они были живы, разумеется — была против некоторых радикальных мер. Я узнал об этом случайно и задним числом, но решение убить всех, кого я любил, принадлежало нашему «серому кардиналу». Он своего добился, всегда добивался.
— До сегодняшнего дня?
— Именно.
— Как так — всех? — растерялся Марсель, не подумав, насколько это бестактно. — Я думал, там была только девушка… Извини.
— Не помню уже, кому что рассказывал… Был ещё один человек, — Рокэ смотрел куда-то в одну точку на воде, и, наверное, не среагировал бы, если б у него перед лицом махнули рукой. — Его довели до суицида, но при других обстоятельствах. Мы случайно познакомились где-то на стороне, и дурак потащился за мной, мол — терять нечего, а все, кому терять нечего, идут убивать… Другие ясно дали понять, что это не так работает. Оказался не на своём месте, а из таких организаций уходят только на тот свет.
— Вот оно что, — пробормотал Марсель, невольно представляя восемнадцатилетнего себя на месте того парня. И ведь могло бы быть и такое. Наконец-то история собиралась в единое целое, только вот она ему совсем не понравилась. — Ну, главная сволочь убита, это хорошо… А дальше?
— Каждому своё, — Рокэ ответил не сразу, запрокинув голову и уткнувшись затылком в колонну; вообще-то, для раненого он слишком много трепался за последние пять минут. — Сволочам — могила, семейному бизнесу — крышка… Мне — потеря крови… и работы…
— Эй, не умирай тут… И что смешного опять? Ты с ума сошёл?
— А ты не видишь? — переспросил он, криво усмехаясь. Совсем, совсем невесело.
— Вижу, — Марсель придвинулся поближе, стараясь не задеть ни одной царапины, и крепко его обнял. Кажется, в первый раз, хотя чёрт знает… Рокэ не возражал, впрочем, пусть хоть вырывается — главное, что перестал смеяться, как ненормальный… Откровенно говоря, так не смеются, а рыдают, но он же всё делает наоборот. — Мне кажется, самое время для тупых вопросов. Тебе не кажется? Ну я всё равно спрошу. Почему ты меня не убил?
— Ты слишком любишь жизнь. Я тоже. А вообще… — Как же, оказывается, не хватало этих ноток сарказма. — Крайне затруднительно убить человека, который в первые же полчаса предлагает свою компанию, книгу, дружбу и креветок в вагоне-ресторане… Это было так настойчиво, что я, признаться, подумал, а не тебе ли заказали меня…
— Нет, ещё чего. Я просто коммуникабельный, — скромно сказал Марсель и подумал, что этими тремя словами можно описать вообще всё, что когда-либо с ним происходило.
*
Вагон поезда уютненько качался, за окнами медленно и величаво проплывали поля, провода и деревья. Вжавшись в стенку, чтобы пропустить спешащую проводницу с горячим чайником, Марсель убедился, что она отошла на безопасное расстояние, и пошёл дальше. Вещей было немного, всего одна сумка, но даже этой сумкой надо размахивать аккуратнее — однажды он так человека зашиб. Всякое случается, когда ты альтернативно осторожный — другими словами, слон в посудной лавке.
Добравшись до нужного купе, Марсель вежливо стукнул кулаком, отодвинул дверцу и спросил:
— У вас тут не занято?
Рокэ сделал вид, что тянется за пистолетом, не отрываясь от книги, и Марсель довольно доложил:
— Я специально задержался, чтобы это сделать. Тебе понравилось?
— Смертельно, — заверил его друг. — Тебе кто-нибудь говорил, что шутка в третий раз уже не смешная?
— А это не шутка! Я действительно спрашиваю разрешения.
— Вот это и впрямь смешно, Марсель. Ты-то спрашиваешь?
— Для разнообразия, — пояснил он, падая на сиденье и вытягивая ноги. — Ух, я жуть как устал, так спешил… опоздать, в смысле… Ты нашёл работу?
— Конечно, за полгода можно было её даже потерять и найти ещё одну. Век информации — полная ерунда. Самой информации полно, но пользоваться ей умеют единицы: никому даже в голову не пришло заподозрить меня в убийствах.
— Неужели никто не проверял, чем ты занимался раньше?
— Я сказал, что работал телохранителем, и на этом всё… Между прочим, — Рокэ укоризненно посмотрел на его недоверчивое лицо, — какое-то время я им и вправду был…
— Правда и ничего, кроме правды. Всё как я люблю, — не удержался Марсель и тут же сменил тему: — Остальные уже приехали? Мне кажется, Елена должна дневать и ночевать в местном оперном театре…
— Думаю, этим она сейчас и занята. Кстати, мы расстались, — то ли он уловил некоторую паузу перед заветным именем, то ли и так всё было очевидно. Прошло время с последней поездки в Рим, но Марсель поймал себя на том, что с кем бы ни гулял, не может выкинуть из головы одну грустную улыбку.
— Как так? Вы же были, прямо… очень, — слова куда-то делись, и он поспешил добавить: — Забудь. Я ничего не говорил. То есть, я спрашивал, но нормальным человеческим языком…
— Так и быть, никому не скажу… Но всё к тому шло. Она грустила, скучала по тебе и никак не могла это выразить, а у меня не было настроения отказывать, — Рокэ сообщил эти поразительные новости таким тоном, как будто зачитывал прогноз погоды. — Не то чтоб мы любили друг друга, но, наверное, хотели. Во всяком случае, она хотела.
— А ты нет? Неужели совсем? Может, мне всё-таки впервые в жизни немножко снесло голову, но она же чудо как хороша, — немного возмутился Марсель.
— Не знаю. Они всё-таки совсем не похожи.
Поезд тряхнуло, и с выдвижного стола грохнулся стакан. Сначала показалось, что ничего ему и не было, однако посудина всё-таки разбилась — трещина дала о себе знать,
