Лорр закатил глаза.
— Мы сумеем помочь им, только если сами будем на свободе. Надо оглядеться, найти местечко, куда спрятать оружие.
И большое дупло… куда влезет твоя задница. Не знаю, для чего тебя слепили, но уж точно не для того, чтобы подкрадываться.
Тут же выяснилось, однако, что для этого был создан коекто другой.
Лорр поднырнул под сук и, распрямившись, обнаружил себя в кругу охотников. Среди нацеленных копий и замерших на тетиве стрел.
Засада.
Он быстро оценил угрозу. Мальчишки… в рваной, не по росту, одежде, зеленой и черной. Настороженные и с виду беспощадные. Смотрят оценивающе.
Не зная, кто перед ними.
Друг или враг.
Но кое-что Лорра обнадежило.
Губы у них были чистыми.
— Кто вы? — спросил он. — Против кого сражаетесь?
Один из юных охотников молча указал вверх.
На кастильон.
Где правила Охотница.
Стражники окружили их плотным кольцом. Тилар, прихрамывая, выступил вперед, загородил собой остальных. Напитал плащ тенями, добавил гнева и решимости. Если Охотница желает войны, быть по сему.
— Брант… — тихо всхлипывала, сидя на полу, Дарт.
Прикрывая девочку и мертвого мальчика, Роггер встал с правой стороны от Тилара, Калла — с левой, Креван занял позицию спиной к нему. Только вот оружия у них не было.
Вернее, было — но всего одно.
Тилар взялся за свой едва заживший мизинец. Он выпустит против Охотницы наэфрина. Пусть божество противостоит божеству. Им во что бы то ни стало надо выбраться отсюда.
Он с силой выгнул палец, сломал его заново. Полыхнула боль, он сжал зубы. Сейчас затрещат остальные кости и во всем теле не останется живого места. Но ничего не произошло.
Хрустнуло ребро — слабым отзвуком сломанного пальца… и все.
Глядя на руку, пульсирующую болью, Тилар втянул воздух сквозь сжатые зубы. Наклонился немного вбок, чтобы не мешало дышать ребро.
Что-то было не так.
Наэфрин лишь слабо шевельнулся в груди. По-прежнему пленный.
Как и они.
Роггер бросил взгляд через плечо:
— Может, тот палец не сросся. Есть еще девять. Попробуй-ка другой, да поживее.
Тилар поднял голову, посмотрел на Охотницу.
После того как Маррон поразил Бранта стрелой, она отчего-то мешкала с дальнейшими приказаниями. Переживала свое торжество или, напротив, раскаивалась в содеянном? Крепко ли укоренилась в ней заново песня-манок? Жива ли еще память о пережитом только что горе? Понять это по ее лицу было невозможно. Оно оставалось бесстрастным.
Он не смог вернуть ей прежний разум. Все их усилия привели лишь к тому, что мальчик погиб. Тилар взялся задругой палец, рванул…
Тишину взорвал пронзительный крик:
— Йа-а-а-а!
Но сорвался он не с его уст. Он донесся сверху, и все разом вскинули головы к туманному небу. Меж ветвей дерева внезапно засвистели стрелы, вылетая неведомо откуда.
Охотники вокруг начали падать. Кто — раненый, кто — пораженный насмерть. Креван и Калла бросились подбирать оружие убитых. Тилар тоже попытался, но не сумел. Левая рука не слушалась. Бок горел огнем.
Не потому, что его ранили. Болело треснувшее ребро. Он быстро огляделся. Все спутники были целы.
— Пригнись, — сказал Роггер, дергая его за плащ.
Креван, привстав на колено, натянул тетиву, выпустил стрелу. Та вонзилась в горло одному из стражников, кровь брызнула струей. Охотник рухнул на перила и без звука кувыркнулся вниз.
Тотчас из тумана выметнулась темная фигурка, держась за свисавшую с дерева лиану, и, перелетев через перила, заняла его место на балконе. Тилар увидел, что это мальчишка с кинжалом в руке. Вслед за ним на балкон начали выпрыгивать невесть откуда и другие.
Крики неслись со всех сторон. Но их перекрыл вдруг отчаянный вопль:
— Нет! Мальчик!
То была Охотница, которую теснили к входу в кастильон, заслоняя собой, Маррон и еще несколько стражников.
— Мне нужен камень! — прокричала она.
Однако после атаки Бранта богиня до конца не оправилась, еще не в силах была командовать своими подданными, тоже выбитыми из колеи, и те, защищая ее, повиновались лишь инстинкту.
Они затолкали-таки госпожу в кастильон, и оттуда, из темноты, вновь послышался ее голос:
— Он должен быть у меня! Он не из этого мира, не из Мириллии!
Возле Тилара остановились несколько юных охотников. Лица их были в грязи, но губы — чисты от темной Милости.
— Надо уходить, — сказал тот, что стоял ближе прочих. Видимо, предводитель. Он показал на перила, за которыми болтались наготове привязанные к ветвям лианы. — Пошли, пока они не опомнились.
Тилар махнул рукой, подзывая своих спутников. Богиня все кричала:
— Камень… он не из Мириллии!
Его потянули за локоть. Он двинулся за мальчиками, напряженно вслушиваясь в голос Охотницы, который делался все глуше.
— Он из нашего королевства… часть нашей расколотой земли!..
Тилар замедлил шаг, надеясь услышать еще что-нибудь, но за другой локоть его схватил Креван, который нес на плече тело Бранта.
— Быстрее, — сказал атаман, долговязый, с тощими руками и ногами, с глазами, казавшимися на его худом лице огромными. — Надо лететь со всех ног, пока для Бранта еще есть надежда!
Тилар повернулся к мальчику.
— Надежда? — Смысл этого слова дошел до него не сразу. — Откуда ты знаешь, кто он?..
— Скорее!
Мальчик, хмурясь, направился к перилам.
Тилар оглянулся напоследок на вход в кастильон. Сейчас оттуда доносились только невнятные яростные крики. Но в ушах по-прежнему звучали последние слова Охотницы.
«Часть нашей расколотой земли».
Он представил себе камень. Взглянул на безжизненное тело Бранта.
Что бы это значило?
Тилар, прихрамывая, поспешил за предводителем юных охотников. Заметил, что тот тоже хромает, но это не сказывается на его скорости и проворстве. Догнать его удалось уже у самых перил.
Он схватил мальчика за плечо.
— Кто ты?
— Старый друг Бранта. — Он сунул в руки Тилару петлю из лианы. — Меня зовут Харп.
