Внутри на красной бархатной подложке лежал уже знакомый осколок матово-черного стекла. Заостренный с двух сторон, он выглядел так, что казалось – проткнет ладони насквозь, стоит его коснуться. Юкон тщетно вглядывался в него и думал – какими печалями и радостями наделила его Шанна, пожертвовавшая свою собственную энергию ради пробуждения чуда?
– Я отдала ему все, что имела, – призналась Шанна с любовью в голосе. – Для тебя. Для моего народа.
– И нашла восхитительное оправдание, – заметил Фос, медленно приближаясь к правительнице Тенебриса. – Заботишься о своем народе. И готова ради него уничтожить другой.
– Думаешь вызвать во мне сочувствие? – Шанна рассмеялась. – Или даже стыд? Ты прекрасно все знаешь. Мне плевать на менкуров, плевать на твоего отца, на всех вас. Вы выгнали тех, кого боялись. Теперь пришло время заплатить.
– Обидно, – констатировал престолонаследник. – Столько лет я защищал тебя. И все напрасно.
– За меня не бойся. Позаботься лучше о себе.
Взгляд из морской глубины ее глаз снова обратился к Юкону, который в свою очередь неотрывно смотрел на осколок. Его невыносимо тянуло коснуться, потревожить сон беззащитного сердца. Что за тайны скрываются в его глубине?
– Давай же, – велела Шанна в то время, как рука ее продолжала лежать на плече Инки. – Сделай это, и я позволю тебе забрать девочку и отца. Поверь, я умею быть благодарной.
– Не лги, – устало попросил ее Юкон и поднял на мать глаза. – Я знаю, что со мной будет.
– Ах, это маленькое недоразумение – твоя гибель, – Шанна лишь пожала плечами. – Признаться, я забыла о нем. Но в таком случае я клянусь, что позволю твоему дорогому отцу забрать девочку и то, что от тебя останется.
– Нет, – прервал ее Фос до странности напряженным голосом. – Юкон, нет.
Но Юкона влекло к осколку, и преодолеть это притяжение оказалось непосильной задачей. Он с трудом поднял взгляд на Инку. Губы у нее дрожали, в глазах плескалось отчаяние. Сколько ей пришлось пережить? Невообразимо. Одна, в Тенебрисе, среди теней и мертвых. Лишь потому что Шанна непреклонна в своих желаниях. И жестокости.
Он больше не думал о том, что с ним станет. Что бы Фос ни говорил, но предназначение существовало. И небеса тут были ни при чем – холодный расчет сделали на земле два человека, ближе которых никого у него не было.
Значит, решено.
– Они должны уйти, – заявил Юкон, моргнув. – Они оба должны уйти. Как только я буду знать, что им ничего не угрожает, я сделаю то, о чем ты просишь, мама.
Последнее слово, такое простое и такое сильное, заставило Шанну поморщиться.
– Не знаю, кто сказал тебе, что ты можешь ставить мне условия, но он ошибся. На моей земле приказы отдаю я. Но вместе с тем не забываю поощрять послушание. Будь умницей, малыш, слушай маму, и никто не пострадает.
– Какие у меня гарантии, что ты ничего им не сделаешь, если я соглашусь?
– Мое слово. И поверь, оно весит намного больше всех слов твоего отца. Потому что я редко ими разбрасываюсь.
Юкон растерялся. Он не представлял, что делать, и не имел того красноречия, которым пользовался Фос. Ему казалось, все так просто: Шанна отпускает заложников, он исполняет свой долг, и все заканчивается благополучно. Но правила игры от него больше не зависели.
– Оставь его в покое, – Фос остановился в шаге от Шанны, не встретив сопротивления. – Вспомни, он – твоя плоть от плоти и кровь от крови, он – часть твоего сердца. А ты хочешь разрушить его.
– До чего же я ненавижу, когда ты пытаешься мной манипулировать, – она, наконец, отпустила Инку и всем корпусом обернулась к престолонаследнику. – Я дала жизнь твоему сыну и хочу получить компенсацию.
– Продолжаешь использовать живых людей, как своих возвращенных? – Фос протянул к ней руку, и она позволила коснуться ее предплечья. – И обвиняешь меня в том, что я тобой манипулирую?
– Ты меня утомил, – Шанна прикрыла глаза.
А у Юкона внутри вдруг все замерло, и он жадно втянул носом воздух в пустую холодную грудь. Ему пришло в голову, что виной тому сердце мира, ждущее своего часа, но он и представить не мог, насколько заблуждался. Что истина уже уронила на него свою тень и готовилась уничтожить, раскрошить в пыль последние опоры, на которых еще держалась его вера в справедливость.
– Я так долго надеялся, что ты не унаследовала жестокость отца к тем немногим, кто тебя любил, – продолжил стучать в закрытые двери Фос. – Неужели я ошибся?
– Ошибся, – прошипела Шанна. Юкон растерянно наблюдал за тем, как она сначала отпрянула, а затем резко приблизилась к Фосу так, что грудь ее коснулась его груди. – Ты ошибся, мой милый.
Юкон отчетливо видел, как вздрогнул отец, как глаза его остановились на благородно-бескровном лице Шанны, как он пошатнулся, будто кто-то ударил его в спину. Несколько мгновений ничего не происходило, но вдруг Инка вскочила с места и вскрикнула, прижав ладони ко рту. Шанна уже знакомым жестом ласково огладила щеку Фоса и холодно улыбнулась:
– Когда-нибудь ты научишься не доверять свою жизнь кому попало.
Тогда-то Юкон и увидел: рукоять ножа, оплетенная золотыми нитями, торчала из-под правого ребра его отца.
– Какая глупость, – скорее выдохнул, чем сказал Фос.
– Только, ради Орбиса, не запачкай меня кровью, – попросила Шанна, брезгливо наморщив нос.
Юкон хотел пошевелиться, хоть на полшага сдвинуться с места, к которому прирос, но не находил сил. И в отличие от предыдущего раза, ум его работал быстрее обычного. План матери – если это был план, а она вряд ли импровизировала – лежал как за прозрачным стеклом, понятный, но совершенно недосягаемый.
– Чего ты добилась? – Фос тяжело оперся двумя руками на плечи Шанны, но она не возражала. Теперь, когда ее власть над ним обрела новую дикую форму, она, кажется, получала удовольствие от собственного превосходства. – Я – последний, кто хотел и мог тебя спасти.
– Я думаю иначе, – ее губы растягивались и растягивались в улыбке, злорадство осветлило океанскую глубину синих глаз, но вместе с тем они будто выцвели. – Вот твой сын, как ни странно, понял. Правда?
Юкон кивнул по инерции. Все тело его походило на старое дерево, у которого даже на ветру ветви едва колышутся. Он чувствовал, как кожа стала корой, как он перестал ощущать холод замка, а в груди разверзлась дыра, сухая и круглая, по нелепости не убившая его на месте.
– Кровь первых адептов, которой ты так гордишься, – пропела Шанна, – не даст тебе умереть, покуда лезвие не проткнет твое сердце. Но она не защитит тебя от боли.
Багровые разводы расплывались на алой перчатке, сжимавшей нож. Шанна смотрела Фосу в глаза так пристально и с такой заботой, что казалось, готова была поцеловать, приласкать, успокоить. Но запястье ее повернулось и вместе с ним повернулся нож,
