– А как же! Я тоже пережил некоторое количество заносов. Главное в этом случае продолжать двигаться вперед. И все образуется.
– Я, наверное, кажусь тебе сумасшедшей.
– Видела бы ты меня несколько лет назад.
Пейдж вытерла слезы и повернулась, чтобы оказаться лицом к лицу с братом.
– А тебе никогда не казалось, что ты потерял связь с реальностью?
Грант покачал головой.
– Это затягивает.
– Мы с тобой никогда не были нытиками, но жизнь нашу нельзя назвать мечтой нормальных членов общества.
– И?
– И я советую тебе немного расслабиться.
– Но я не хочу сходить с ума.
Детектив не мог вспомнить, чтобы хоть что-то из того, что говорила ему сестра – даже в моменты ее наркотического бреда, – произвело на него такое ошеломляющее впечатление. Это было словно контрольный выстрел, и он почувствовал, как под ее взглядом разбивается его сердце. Очередной приступ агонии Пейдж, а он ничего не может с этим поделать.
– Ты мне веришь? – спросил он.
– Пытаюсь.
– Ты позволишь попробовать помочь тебе?
Сестра долго молчала. Она просто смотрела на него, а глаза у нее блестели от навернувшихся слез.
– Позволю, – произнесла она наконец.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
В комнате потемнело и стало холодно.
Все, что осталось от огня в камине – единственное тлеющее полено, покрытое рисунком, напоминающим человеческие вены.
– А еще дрова есть? – спросил Мортон.
– Целая поленница в кладовой.
Грант прошел на кухню и вытащил из нее три полена. Он принес их в гостиную и отодвинул экран перед камином. От углей исходило чуть заметное багровое свечение.
Детектив разложил поленья на решетке и раздул угли.
Новое дерево легко занялось.
Грант повернулся и позволил теплу добраться до его спины, пока он наблюдал сполохи пламени на лице Пейдж. Она выглядела абсолютно измученной. Как будто не спала уже много месяцев.
Почему Дон так долго не идет? Неужели нашел наркотики?
– Помнишь, как мы несколько недель жили в заброшенном доме? – спросил Мортон. – Без электричества. С одним камином.
– Ну да. Мы жгли деревянные ящики, которые ты отыскал за бакалейной лавкой.
– Так что мы с тобой знавали и худшие времена, Пейдж.
– Но я о них не вспоминаю и не считаю худшими.
– Правда?
– Я тогда была уверена, что с нами все будет в порядке. Жизнь могла быть дерьмовой, но шли мы по ней вдвоем.
– Сейчас нас тоже двое.
Грант услышал шаги на втором этаже.
– Наконец-то Дон спускается.
Шаги ускорились.
Он что, бежит?
Мортон инстинктивно поднял глаза на потолок, как будто мог видеть сквозь него.
Что-то с грохотом упало на пол.
Дверь захлопнулась с такой силой, что затряслись стены.
Грант взглянул на Пейдж.
Она села прямо, скрестив руки на груди, а на лице у нее было такое выражение, словно ее вот-вот стошнит.
– Посиди здесь.
– Не ходи туда. Не оставляй меня одну.
– Я скоро вернусь.
Грант подошел к основанию лестницы и заторопился наверх, пока сестра кричала что-то ему вслед.
На верхней площадке он завернул за угол.
И замер.
– Дон? С тобой все в порядке?
Стол был перевернут, и лампа лежала на боку, хотя сама лампочка не разбилась и отбрасывала неровный треугольник света на старое ковровое покрытие.
Переступив через обломки, Мортон быстро прошел через холл, в котором становилось тем темнее, чем дальше он уходил от лампы.
Дверь в спальню Пейдж была все еще закрыта.
Грант остановился перед ней.
И попытался повернуть ручку.
Она не поддалась.
Тогда он постучал в дверь.
– Дон? С тобой все в порядке?
Никакого ответа.
Полицейский отошел назад и уже был готов выбить дверь плечом, когда резкий звук разбившегося стекла привлек его внимание.
Звук донесся из еще одного холла.
Грант бросился туда почти в полной темноте и, только добежав до двери, увидел еле заметный свет, пробивающийся из-под нее.
Через эту дверь он попал в просторную гостевую спальню. Пододеяльник выглядел белоснежным, а воздух был спертым и пыльным – было видно, что этой комнатой пользовались крайне редко.
– Дон?
Сноп света упал на деревянный пол сквозь расколотую дверь в дальней стене.
В четыре шага Грант преодолел расстояние до нее.
Носком ботинка он настежь распахнул дверь.
Зеркало было разбито, и от его центра бежала паутина трещин.
Осколки розоватого стекла лежали в раковине.
МакФи сидел на полу, лицом к двери, раздвинув ноги и прислонившись спиной к ванне с лапообразными ножками.
Он смотрел на Гранта, держа возле горла осколок разбитого зеркала.
– Дон? Что ты здесь делаешь?
У нарколога были очень странные глаза – мутные от непостижимого напряжения.
– Дон!
– Всю жизнь ты веришь в какие-то непреложные истины, а потом вдруг понимаешь, насколько ты ошибался, – негромко произнес МакФи.
– Ты заходил в комнату Пейдж?
– Я заглянул под кровать, – медленно кивнул Дон. На мгновение он крепко зажмурил глаза, и по щекам его потекли слезы. – И теперь оно у меня в голове, Грант.
– О чем ты говоришь?
– Я чувствую, как оно заставляет меня… делать некоторые вещи.
– Какие вещи?
Врач покачал головой.
– Положи этот кусок стекла, – попросил Мортон.
– Ты не понимаешь.
– Я тебя знаю, Дон. И знаю, какой ты добрый. И сильный. Я знаю, что ты не мог войти в комнату, увидеть там что-то и решить причинить себе вред. Ты сильнее всего этого.
– Ты в это веришь, Грант? Правда веришь?
– Всем сердцем.
– Ты ничего не знаешь. Никогда туда не заходи.
– Дон… – Детектив придвинулся чуть ближе.
– Обещай.
– Обещаю. А теперь дай мне…
Лицо Дона неожиданно напряглось – казалось, пришло внезапное решение, – и он воткнул осколок себе в горло.
Как будто бархатный занавес закрыл его грудь. Поток крови и какие-то ошметки залили клетчатую рубаху и оказались на выложенной шашечкой плитке пола.
– Нет!
Грант бросился вперед и вырвал осколок из рук друга. Встав на колени рядом с ним, он зажал ладонью его горло, пытаясь остановить поток, но разрез был слишком глубоким и слишком широким – практически от уха до уха.
Глаза МакФи были все еще открыты, и было видно, как они с каждым мгновением наполняются вечной пустотой. Грудь его едва поднималась.
– О, боже, Дон! Боже!
Правая нога умирающего дернулась.
Количество крови, подступающей к ногам Гранта, было невообразимым.
Нижняя челюсть нарколога двигалась вверх-вниз, но он не произнес ни слова, а из его дыхательного горла было слышно только тихое бульканье.
Изменения в глазах Дона были, с одной стороны, бесконечно малыми, а с другой – грандиозными.
Его тело завалилось на бок, а грудь сдулась и больше уже не шевелилась.
– Дон? Дон?
Он умер, весь залитый кровью.
Грант опустился на стульчак.
Он сжал голову руками, пытаясь хоть что-то сообразить, но его мысли были полны взаимоисключающих вопросов, страха и печали – часть его все еще не могла поверить в то, что происходило вокруг.
Полицейский зажмурил глаза.
Умение хладнокровно входить на место преступления было частью его работы, и его эмоциональное здоровье во многом зависело от способности отключаться от произошедшего, какой бы ужасной ни была кровавая бойня.
Но сейчас отключиться было невозможно. Невозможно забыть, что его друг сделал с собой.
Грант встал и, выходя из ванной, услышал, как на первом этаже его зовет Пейдж.
Он пошел по темному холлу – его ботинки оставляли кровавые следы на полу.
Дверь спальни Пейдж все еще была закрыта. Из-под нее не проникал даже лучик света. Ничто не указывало на то, что мужчина, только что убивший себя, сделал это после посещения
