Из укрытой травой норы под стеной здания показалась морда. Старший. Он посмотрел на Ворону, а Ворона – на него.
Ищешь что? – спросил зверь.
Вороны и другие создания не говорят одинаково, а уж тем более на одном языке – но прежде, чем Дарр осознал невозможность происходящего, он ответил:
Да нет, ничего.
У нас лишних объедков нет, сообщил зверь.
Да нет же, нет, сказал Дарр Дубраули.
Так зачем следил за нами? Мы звери бедные.
Дарр Дубраули, который и сам не знал ответа, промолчал. Глаза у зверя были желтыми, как у Сокола, но теплыми и тревожными. Дарр спросил: Как это вышло, что ты можешь со мной говорить, а я – с тобой?
А мы разве говорим? – поинтересовался зверь.
Он выбрался из норы и отряхнулся от носа до хвоста, поднял заднюю лапу, дернул ею, словно что-то отбрасывал, потом повторил то же другой лапой и потрусил прочь.
Лети за мной, если хочешь, сказал он. Мне нужно кое-куда добраться. Можем заодно познакомиться. Если еще незнакомы.
Койот, сказал я Дарру Дубраули. Это слово он не мог произнести, хоть и пробовал несколько раз, но тщетно. В любом случае зверь назвался другим именем, которое Дарр Дубраули тоже произнести не может: выходит только его обычное подражание тихому, спокойному и вопросительному собачьему «гав».
Уже должна была наступить ночь, но она почему-то задерживалась, словно солнце зависло на самом горизонте и не стало опускаться дальше. Дарр Дубраули следовал за зверем по заброшенным развалинам на берегу реки; незамеченными они пробирались мимо Людей, и те казались тусклыми, почти бесплотными. Света хватало для полета, и Дарр иногда летел, иначе не смог бы угнаться за побежкой Койота.
Зверь сказал Дарру, что он не из этих мест; не городской, нет: ему в городе не рады, и если Люди его поймают, прикончат без сожаления.
Само собой, сначала пусть поймают, а уж потом судят, сказал он. Если вообще будет суд, а его-то не будет, потому что меня не поймают, так что идем дальше.
Дарр попытался расспросить зверя о его странствиях, узнать, где он был, но млекопитающие, похоже, не чувствуют четырех направлений, так что ведать не ведают, где находятся в большом мире, хотя некоторые из них могут по запаху отследить свой извилистый след и вернуться откуда угодно куда угодно. И в темноте тоже.
Значит, оно далеко, сказал Дарр Дубраули, место, откуда ты пришел.
Не могу сказать.
Долго идти оттуда сюда?
Койот не ответил.
Ты всегда знал Людей?
«Знал Людей»? Да я их создал!
Ты создал Людей?
Ну, они сами так говорят.
Темные улицы тут и там освещали костры, которые Люди развели в высоких металлических бочках, и свет из окон, где каким-то образом присвоили свет города. Койот обходил световые пятна; на миг он задержался что-то куснуть. Пожевал, словно вкус ему не понравился, с отвращением поджал черные губы и проглотил. И непрестанно искал глазами угрозу.
Есть такая история, сказал он и потрусил дальше.
Я слушаю, сказал Дарр Дубраули.
Значит так, начал Койот. Была такая гигантская птица. А Людей тогда не было. И эта птица ловила всех животных, уносила их на небо и там ела. И поймал этот летун, например, Жабу и взял ее в жены. А эта Жаба была теткой Орла, а он – моим дядей.
Жаба? Орла?
Это они так говорят, пояснил зверь и тихонько фыркнул. Дарр Дубраули решил, что он так смеется.
И что? – спросил Дарр Дубраули.
И то, что я, вот лично я забрался на небо. А Жаба мне и рассказала, как убить ее мужа, и выходит так, что я его убил. А дядя-Орел меня научил, что делать дальше. Нужно мне было отрезать мертвой птице крылья и выдернуть большие перья одно за другим…
Тут Дарр Дубраули, который как раз присел на фонарный столб передохнуть, плотнее сложил крылья и подобрал хвост.
А потом, протянул Койот, я посадил их в землю, чтобы создать деревья. Это были первые деревья. Ты еще слушаешь?
Скажи, поинтересовался Дарр Дубраули, а какого цвета была та птица?
Черной была та птица.
Хм.
А потом я посадил маленькие перья, и они стали Людьми. Людьми – чтобы заменить всех, кого унесли на небо и съели.
Ты создал Людей, сказал Дарр Дубраули. А теперь Люди охотятся за тобой.
Такие вот дела, сказал Койот.
А я, сказал Дарр Дубраули, когда-то был женат на Бобрихе.
Надо же.
Люди так сказали.
Койот остановился, осмотрелся по сторонам, оглянулся, присел посреди ржавой груды и принялся, извиваясь, протискиваться задом наперед в дыру, о которой явно знал раньше; потом он положил голову на скрещенные передние лапы, полизал царапину. Его трудно было там разглядеть или, быть может, просто трудно в него поверить. Дарр Дубраули уселся на обломке трубы.
А ты, значит, спросил он Дарра Дубраули, из другого места родом?
Из-за моря, сказал Дарр.
Из-за чего?
Не важно. Издалека.
Потом они оба долго смотрели друг на друга, думали одно и то же, но оба не знали, как задать вопрос. Дарр решил, что скажет: «Мы ведь обычно так долго не живем – мы, животные». Но вместо этого спросил: Это твою семью я видел?
Этих-то? Да. Жена моя и щенки.
Много их у тебя было?
Ты мне скажи, Ворона, весело ответил Койот. Ты мне расскажи, сколько у тебя было цыпляток, сколько подруг за все это время, и тогда я тебе скажу, где мы и почему здесь разговариваем.
И Дарр Дубраули рассказал.
Свет – ни закатный, ни рассветный – не менялся. Они не ели, но и не голодали. Дарру уже не нужно было объяснять, где он очутился. Там, где они пребывают, когда являются тем, что они есть; где истории Вороны и Койота можно рассказать и услышать. Койот слушал внимательно, иногда приподнимал большие уши, водил глазами по сторонам. Когда Дарр добрался до самого начала и тем закончил, Койот сказал: Ты, значит, украл вещь. Драгоценную Вещь.
Да.
И с тех пор она у тебя.
Да.
И ты не можешь умереть, пока снова к ней
