– Добрый день, – сказал он, а она без страха поклонилась в ответ. – Ты сегодня очень черно выглядишь.
– Спасибо, – сказала она на мягком наречии своей стаи. – Я тебя видела. Ты ведь один из тех, что прилетают зимой?
– Да.
– Они все улетели. Ты опаздываешь. Твоя подруга тебя будет ждать.
– У меня нет подруги, – сказал Дарр Дубраули. – И ты тоже одна. – (Это ее ничуть не смутило, она продолжала смотреть на него, ждала.) – Я видел, – продолжал Дарр. – Столько поклонников. Ни один тебе не угодил?
– Да нет, они хороши, – сказала она. – Многие. Не все.
– Да, я так и подумал. Но ты никого не выбрала.
– Не мне было решать, – сказала она, а когда Дарр принял удивленную позу, рассмеялась. – Уж не знаю, как вы там у себя сходитесь. У нас иначе нужно.
– А как нужно?
– Нужно убедиться. – Она подняла голову, посмотрела в одну сторону, в другую, словно боялась, что кто-то подслушает секрет; но нет, наверное, просто стеснялась. – Ничего дурного нет в том, чтобы показать, что ты сильный и здоровый. Почти все такие. Но нужно убедиться. Всегда ли он станет делать то, что нужно, – что бы это ни было? А сможет ли? Ты этого не знаешь. Поэтому спрашиваешь – или прямо им говоришь.
Острое, как колючка, воспоминание вдруг кольнуло Дарра: вот Лисята требует от него невозможных вещей, просит невероятного.
– А о чем ты их просила?
И она рассказала. Будь у нее пальцы, она бы их загибала, перечисляя задания. Она их давала всем ухажерам, и этой весной, и прошлой, но никто не справился. Большинство сразу отказывались, как бы до того ни кланялись, ни вышагивали гордо перед ней.
– Да уж, нелегкие задания, – проговорил Дарр Дубраули. – Может, и невозможные. Невольно подумаешь: раз ты им даешь такие трудные задачи, ты и вовсе никакого друга не хочешь заводить.
Она приняла позу и оставила его гадать, что она значит: да, он прав или нет, ошибся; или она сама не знала, так ли это, или знала, но не хотела говорить. А потом посмотрела на поклюв:
– Слышишь там Ворон? Полетели, посмотрим, что они нашли.
Но Дарр знал, что лучше этого не делать. Он тут был по-прежнему чужак, Бродяга. Лучше держаться поодаль. Дарр смотрел, как она подпрыгнула и полетела прочь.
Ворону и любое другое животное, у которого бывает гон, большую часть года можно считать существом бесполым. Когда приходит лето, как только птенцы опериваются, эта часть вороньей жизни уходит в тень, съеживается. У самцов – в буквальном смысле: на период спаривания их яички увеличиваются в несколько раз. И вот Вороны уже снова приятели с давними соперниками – или, по крайней мере, равнодушны к ним; тогда же можно и завести новых друзей.
Тем летом она разыскивала Дарра чаще, чем он ее. Они гуляли и кормились вместе. (Звучит так, будто они отправлялись вместе пообедать, но на самом деле это значит, что они целый день проводили в поисках еды, поскольку именно этим большинство птиц и занимаются в светлое время суток. Полет – дорогое удовольствие.) Если на хорошую находку слетались ее родственники, Дарр отступал.
Когда долгие полуденные часы на ее родине стали слишком жаркими для охоты, они молча сидели в густой листве дерева, названия которого Дарр не знал, и смотрели на мир. Или он рассказывал – по ее просьбе – историю своей жизни. Она этим россказням не то чтобы верила и большую их часть забывала, только услышав, но Дарр испытывал облегчение оттого, что мог наконец кому-то поведать свою историю, а она удивлялась его странствиям и тихонько горевала о его смертях. Как Дездемона, она его за муки полюбила, а он ее – за состраданье к ним.
Он рассказал ей, как давным-давно изобрел имена: как имена позволили рассказывать истории, сохранять память о том, кто и что сделал в былые времена. Она внимательно слушала, хотя явно думала, что имена – это игра, в которую друзья играют исключительно для удовольствия.
– Я тоже хочу имя, – сказала она. – Как его получить?
– Ты его выбираешь, – ответил Дарр Дубраули, – а лучше – его выбирают для тебя. Называют по тому, что ты сделала, или чему-то особенному в тебе.
– Особенному?
– По тому, что тебя отличает от других.
Она задумалась, но явно не спешила делать выбор или выдумывать имена, чтобы потом из них выбрать. Дарр сообразил, что лучше подождать, пока появится подходящее; имя ведь бывает только одно.
– Знаешь, – проговорила она, – есть кое-что. Одна история, которая со мной приключилась.
– Да?
– В юности, – сказала она, глядя не на Дарра Дубраули, а на окружающий мир, – мне хотелось полететь в такое место, где вовсе нет Ворон. Куда ни одна Ворона прежде не добиралась.
Дарр Дубраули подумал, что ослышался: как же эти слова перебрались из его жизни к ней в клюв?
– Где Ворона одна, вовсе нет Ворон, – сказал он.
– И вот однажды, – продолжила она, словно не слыша, как он повторил старинное присловье, – я полетела. Думала, просто посмотрю на других созданий, узнаю, как они живут. И однажды научусь быть вовсе не Вороной. – Она посмотрела на него черным глазом – наверное, убедиться, что он слушает. – И когда улетела далеко, так далеко, что все Вороны в мире словно остались позади, я добралась до глубокого черного тихого озера, а там на ветке над водой сидел Зимородок.
– Зимородок?
– Ага, – кивнула она. – Ну, такой, ярко-синий, знаешь? С оранжевой грудкой? И вот он рыбачил. Я увидела, как он подлетел к воде, замер и опустил длинный клюв, а потом нырнул в воду. Пропал! А потом выскочил из воды, а в клюве держал белую рыбку. Сел на ветку и проглотил добычу. Я никогда раньше не видела, чтобы птица ныряла, – я ведь была еще очень юная – и захотела узнать, откуда же он взял рыбку. Поэтому, когда он снова это сделал, я очень внимательно смотрела и увидела: когда он спикировал в воду, еще один Зимородок, точно такой же, ринулся к нему из озера, а когда он оказался над самой водой, их клювы соприкоснулись. А потом вода забурлила, плеснула, и Зимородок взлетел с рыбкой.
– Нет, – покачал головой Дарр Дубраули.
– Он ее взял прямо у другого Зимородка, без всякой драки.
– Нет-нет.
– В общем, мне показалось, что это легкий способ добыть завтрак. И я решила тоже попробовать. Наконец осмелилась вот так броситься к воде клювом вниз. Но уже на подлете увидела, что мне навстречу летит другая птица – только не Зимородок…
– А Ворона.
– А Ворона, как я, и клюв открыт, как у меня, и никакой рыбки
