– Ой-ой.
– Тут уж я ничего не могла поделать, ушла под воду и опускалась все ниже и ниже. Там было темно и все блестело, как в дождливый день, когда капли попадают на внутреннее веко. И я нигде не видела Ворону, которая там жила…
– Это была ты сама.
– Но вот Зимородок, тот, что приносил рыбку ныряльщику, оказался там и сильно на меня разозлился. Это я поняла, хоть и не могла разобрать его слов. Он сказал, что мне нечего делать в его царстве, что я глупая птица и ничего не понимаю.
Дарр Дубраули подумал: «Эта история – обман?» Она ему напомнила рассказы Одноухого о приключениях под землей, в небесах или на летящей стреле, которые тот ему приписывал: Одноухий не лгал, но и правды избегал. Дарр никогда не встречал Вороны, которая бы так говорила. Кроме одной. Похоже, она ему отплатила за его собственные невозможные истории.
– Зачем ты мне это рассказываешь? – спросил он.
– Вот к этому и подхожу, – сказала она, и поза ее была одновременно робкой и дразнящей. – Зимородок сказал, что, раз я ничего не знаю, раз я молодая и глупая, он мне поможет выбраться из воды, если я пообещаю никогда больше не возвращаться. Я не знала, что сказать. Думаю, холодная вода мне остановила сердце или дыхание. Но Зимородок меня схватил – не спрашивай как – и понес вверх через озеро, в воздух и до самого берега, где я кое-как выбралась на сушу. А потом целый день сидела на солнце и пыталась просохнуть. Но с тех пор я все время жалела, что так и не поблагодарила Зимородка за помощь. А вернуться туда не могу, я ведь пообещала.
– Ах вот что, – сказал Дарр Дубраули.
– Я вернуться не могу, – проговорила она и посмотрела на него. – Обратно в озеро. Я – не могу.
Дарр Дубраули смотрел на ухоженную черную птицу, которую явно вовсе не печалило такое положение вещей. Он не собирался задавать ей следующий вопрос, потому что ответ был очевиден.
– Холодает, – заметил он. – Давай-ка поищем себе что-нибудь вкусное.
Довольно скоро лето закончилось, серые тучи и дожди пришли в южные земли и напомнили Дарру о его первой родине за поденным морем. С заснеженного севера начали прилетать его родичи и очень удивились, обнаружив Дарра, – они-то были уверены, что его кто-то поймал и съел. Теперь пришел ей черед держаться на почтительном расстоянии. В ее стае чужаки пользовались дурной славой, как цыгане по всему миру: будто воровство и дурной глаз – свойства исключительно пришельцев из других мест.
– Так ты все время здесь жил? – спросил кто-то из его родни.
– Да.
– И как оно тут? Хорошо?
– Вполне неплохо.
– А местные Вороны норовистые, да?
– Как и многие наши, – ответил Дарр Дубраули, и все засмеялись.
– Ну, я с ними все равно связываться не собираюсь, – заявил другой родич, имени которого Дарр Дубраули уже не помнит.
– Да и они с тобой.
– Но ты сам неплохо устроился, как я погляжу, – с подозрением прошипел тот.
И Дарр Дубраули принял воронью позу – он мне ее показывал, – которая, как мне кажется, выражает то же, что у нас – пожатие плечами.
Они редко виделись в эту пору, но она разыскала его в конце зимы, когда началось ее время, а Дарр сделал так, чтобы его легко было найти, – в укромном месте, вдали от остальных. Из-за того, что он провел в этих краях весь год, из-за ее близости Дарр был в том же весеннем состоянии, что и она. Они смотрели друг на друга, будто новые существа, пусть и знакомые. Я думаю, это как превращаться раз в год снова в подростка.
Он принялся разглаживать ей перья, и она не возражала.
– Так что там с заданиями? – проговорил Дарр.
– Ты о них все знаешь, – ответила она.
– Зимородок, – сказал он.
Она прикрыла глаза – от удовольствия, или просто задумалась, или и то и другое разом. Она стала перечислять другие задания, и список явно разнился от прежнего.
– Что ж, думаю, я это все могу, – заявил Дарр. – Точно могу, хоть никогда такого и не делал. Никогда не видел Зимородка.
– Да, – согласилась она.
– Но ты ведь знаешь, – заметил он, – я очень стар.
– Стар, – отозвалась она.
– Ты не думаешь, что для старика стоит слегка изменить задания или, скажем, убрать парочку?
– Нет, – ответила она.
Он склонил голову, и она стала перебирать клювом перья у него на голове, чистить их одно за другим.
– Ну, как бы то ни было, – продолжил он, – подумай, сколько у меня уйдет на это времени. Если я смогу их все выполнить. Что я, клянусь, попробую сделать.
Она отодвинулась от него, отвернулась, а потом снова подступила – тот самый танец.
– Может уйти столько времени, что ты обо мне забудешь. Забудешь, что я где-то пытаюсь их выполнить.
– Не забуду, – сказала она.
Они были уже совсем рядом. Он поворачивался вместе с ней, кланялся и выпрямлялся.
– Просто хочу, чтобы ты знала, – сказал он, когда его голова оказалась рядом и они посмотрели друга на друга глаз в глаз. – Если какой-то быстрокрылый мальчишка рванется с места и все, что ты поручила, выполнит за один сезон, я пойму – если вообще об этом узнаю, – почему ты выбрала его. Это правильно.
– Хорошо, – сказала она и наклонилась очень низко, раскинув крылья так, что они почти подметали землю.
– Но я все равно исполню твои задания.
– Зимородок, – напомнила она, раскрыла и приподняла хвост.
– Все до единого. Клянусь.
А потом уже не было никакой нужды в заданиях, поскольку Дарр Дубраули знал: его всему научила бедная мертвая Лисята, давным-давно, когда выбрала его, хотя он не выполнил ни одного из ее безумных поручений. Их и не нужно было выполнять, только принять, но принять всерьез, «всем сердцем», как научился потом говорить Дарр Дубраули. Этого не уразумел никто из ее молодых ухажеров, и Дарр не знал, верно ли это для любой самки или только для некоторых – таких, как она, черных, как она; не знал, знает ли она, что все эти задания не имеют значения ни для нее, ни для него, что они – ничто, что они исполняются в тот миг, когда она называет их ему, когда он называет их ей: Зимородок, полет под луной, людская телега, детеныш Куницы, горный кварц. Потому что они уже летели вместе – в шорохе крыльев и хвостов, а потом снова, и все было сделано.
Еще кое-что.
– Моя родня тебя возненавидит, – сказала она. – Они вас всех ненавидят.
– Улетишь со мной, – сказал он. – На поклюв, в мои владения.
– Там возненавидят меня. Точно.
– Нет, – уверенно сказал Дарр. – Я там Старший, самый большой из Больших. Никто не посмеет.
Она подобралась ближе к нему.
– Да-и, – прошептал он ей, – нда-и, дайя, на.
– А как там
