Эми достала ручку, перевернула чистую страницу и вывела сверху: «19-е декабря». Ручка заскользила по строке, начиная последнюю запись:
Завтра мой последний день в этом мире. Я не боюсь.
Эми перечитала последние три слова и поняла: это правда. Она не боялась. Она испытывала множество чувств, но страха среди них больше не было.
Она снова взяла ручку и начала писать. Слова приходили все быстрее и быстрее, лихорадочная нужда высказаться заставляла ее заполнять страницу за страницей. Девушка записала все, что произошло с момента, как она встретила Широ – каждое мгновение, которое смогла вспомнить, каждое слово, мысль и чувство, которые испытала. Не скрывая ничего.
Минуты превратились в час, но Эми не остановилась, даже когда руку свело судорогой. Не останавливалась, пока не описала пир, на котором только что побывала.
Опустив ручку, она провела пальцами под словами Узумэ. «Пусть она станет твоей силой». Они ее потрясли. Разве любовь к Широ не была ее величайшей слабостью? Внутренним противоречием, которое подрывало ее силы и чистоту в течение многих недель?
Сжав губы, Эми перелистывала страницы, пока не дошла до описания своего плена у Цукиёми, и пробежала лист глазами.
Чистота рождается из искренних намерений, веры и твердости выбора. Когда кто-то действует с уверенностью, его ки чиста и сильна. Это, камигакари, и есть источник всей силы.
Эми уставилась на торопливо нацарапанные слова и мысленно увидела Широ, стоящего в заснеженном саду с деревянным посохом в руке.
«Прости, – тихо произнес он, и его глаза потускнели от боли. – Я не понимал, что ты чувствуешь».
Убежденность – вот источник силы и чистоты, а вовсе не выдуманные правила о том, какую пищу она ест или прикасаются ли к ней мужчины. Правила – это стены, в которых храм запечатал Эми, чтобы внешний мир никогда не испытал ее на прочность.
И тем не менее, все это время она цеплялась за определение чистоты, привитое в храме. И хотя она выбрала любовь к Широ – в ту ночь, когда поцеловала его после схватки с Орочи, – все это время сдерживала себя. Разрывалась между чувствами к нему и неуверенностью в том, что ждет их в будущем. А самое главное – страхом, что она не исполнит свой долг перед Аматэрасу и ролью камигакари.
Любовь к Широ не ослабляла ее ки. Ее ослабляли противоречия, сомнения и страхи. Если бы она любила безоговорочно, их близость не представляла бы никакой опасности для ее макото-но-кокоро.
Вот почему он ушел от нее той ночью в саду. Потому что понял: разделяй она его абсолютную преданность, то не беспокоилась бы о своей чистоте.
Он ушел, оставив Эми с единственным, в чем она не сомневалась: преданностью долгу.
Но она не начиналась и не заканчивалась только ролью камигакари. Широ помог ей понять, что она нечто большее.
Решимость прожгла ее насквозь. Вернувшись к последнему абзацу, Эми добавила еще одну запись внизу страницы:
Чтобы обрести истинное макото-но-кокоро не нужно быть в гармонии с ками.
Нужно быть в гармонии с самим собой.
А затем захлопнула дневник, бросила его в шкатулку и вскочила на ноги. Схватив сандалии из шкафа, Эми развернулась к двери и покачала головой. Пир, наверное, уже закончился, и значит она наверняка попадется кому-нибудь на глаза. Вместо этого Эми бросилась к окну и сдвинула створку. В комнату, обжигая кожу, хлынул холодный воздух.
Дыхание вырвалось облачком пара. Эми обула сандалии и взобралась на подоконник. Удерживая равновесие, глянула на землю, которая оказалась на удивление далеко, и приготовилась прыгать.
– Ты что там делаешь, малышка-мико?
Эми взвизгнула от неожиданности и чуть не выпала из окна. Вцепившись в раму, она подняла взгляд. Над карнизом, вопросительно приподняв брови, склонился Широ.
– Э-это ты что там делаешь? – запнулась Эми, ее сердце все еще бешено колотилось от испуга.
Небрежно сидя на краю крыши, кицунэ высунулся чуть дальше:
– Охраняю твою комнату.
– Что?
– Ты же не думала, что мы оставим тебя без охраны, верно?
– Ты… почему… кто это «мы»?
– Ну, решение общее, но я тот, кто исполняет обязанности охранника, – кицунэ поморщился. – Как любезно заметил Сусаноо, у меня ни вассалов, ни воинов, и собирать мне некого.
– Почему ты мне не сказал?
– Ты была занята. – Он пожал плечами и оглядел ее с головы до ног с высоты своего насеста. – Так… чем ты тут занимаешься?
Эми фыркнула:
– Собиралась искать тебя.
– Меня? Зачем?
Она вернулась внутрь и сбросила сандалии.
– Иди сюда.
Широ спрыгнул с карниза и приземлился на подоконник на корточки, рассматривая роскошные покои.
– Приглашаешь меня в свою спальню, малышка-мико, да еще так поздно, – он лукаво ухмыльнулся. – Кто-то может подумать лишнего.
У Эми вспыхнули щеки, но она сделала вид, что слова ее не задели, и потянула кицунэ за рукав, пока он не оказался внутри. Ёкай по-прежнему был в том же потрясающем одеянии, что и на ужине; длинные рукава развевались, подчеркивая его плавную грацию. Эми поспешно закрыла окно, чтобы в комнате не стало еще холоднее.
– Симпатично, – заметил Широ, останавливаясь, чтобы изучить разрисованный свиток в нише стены. – Значит, это покои Аматэрасу?
Эми кивнула, в волнении сцепив руки. Она совсем не думала встретить кицунэ прямо у спальни и рассчитывала, что у нее будет больше времени спланировать, что хотела сказать. Она была не готова.
Широ прошелся по комнате, с любопытством разглядывая все вокруг. Когда он остановился в ногах футона, где в деревянной шкатулке лежал дневник, Эми поспешила к нему, боясь, как бы кицунэ не заглянул в тетрадь. Широ повернулся к ней:
– Что тебя беспокоит, малышка-мико?
– Ничего, – машинально ответила Эми.
– Хм-м. Я уже говорил, что знаю, когда ты лжешь.
Она поморщилась.
– Мне нужно тебе сказать кое-что, и не думаю, что завтра у меня будет возможность.
Широ стиснул зубы, но голос его остался тихим, спокойным:
– Верно, скорее всего не будет.
Эми опустилась на край футона, рядом с шкатулкой. Широ секунду смотрел на нее, потом тоже сел, по другую сторону шкатулки. Эми потеребила край своего оби.
– Не знаю… не знаю, как объяснить.
– Просто скажи, – кицунэ явно забавляло ее смущение.
Слова громоздились в голове, но не доходили до языка. И под вопросительным взглядом, который, казалось, проникал прямо в душу, она совсем утратила голос.
– Закрой глаза, – резко выпалила Эми.
– Что?
– Глаза закрой.
– Я думал, ты хотела мне что-то сказать.
– Хотела, но не могу, когда ты меня так смотришь.
– Как – так?
Она пристально глянула на него.
– Просто сделай, как я прошу.
Кицунэ закатил глаза, но потом послушно зажмурился. Эми поставила шкатулку на пол и подвинулась ближе, собираясь с мыслями. Ухо лиса повернулось к ней, отслеживая движение.
– Храм, – запинаясь, начала Эми, – храм учил меня, что ками всегда праведны и чисты, а ёкаи развратны и опасны. Но я в это больше не верю.
Широ сморщил лоб – единственная реакция на ее слова.
– Храм учил, что любовь может поставить под угрозу мою чистоту и что мужчины не могут
