***
Гильом де Лонгфаль, родственник странствующего рыцаря Пальмерина де Лонгфаля, тяжело перебирал ногами, буквально повиснув на поддерживающих его мужчине и женщине. Дита скрипела зубами, чувствуя, как металлические пластины доспеха храброго рыцаря впиваются ей в плечо, но упрямо шагала дальше.
— Еще немного и будем в госпитале, Гильом, — уговаривал парня Пальмерин.
Молодой рыцарь уходил с ристалища крайне неохотно, несмотря на то, что досталось ему похлеще, чем от утреннего великана, поэтому Пальмерину и выскочившей на арену Дите пришлось уволакивать Гильома едва ли не силой.
По счастью, эффективно сопротивляться парень не мог, а вместо связной речи из его рта вырывалось невнятное: «Вивиенна… Геральт… мне надо… ведьмака надо… говорить…» — так что забрать его удалось относительно легко.
Сам же Геральт, с которым столь страстно желал пообщаться Гильом, удалился куда-то в компании досточтимой княгини и ее свиты, бросив Дите небрежное: «Жди возле лошадей». Удержало женщину от соответствующего ответа только то, что именно в этот момент раненый Гильом с новой силой начал рваться к ведьмаку, и Дите пришлось полностью сконцентрировать внимание на нем.
— О-о-о, каков красавец! — восхитился доктор в госпитале, обустроенном неподалеку от арены. — Подавайте его сюда!
Запах в шатре медиков показался женщине очень знакомым: стерильная чистота — она в любом мире стерильная чистота. Пахло спиртом, металлом инструмента, разложенного на небольших столиках и прикрытого чистой тканью от пыли, марлей и бинтами, немного кровью и травами.
Дита помогла Пальмерину усадить Гильома на койку и принялась расстегивать ремни, стягивающие броню молодого рыцаря, но получалось у нее очень медленно, потому что женщина во все глаза таращилась на врача. Человеком этот доктор определенно не являлся. Он был невысоким, даже карикатурно коротконогим, с очень широкими плечами, длинными мускулистыми руками, сплошь заросшими густыми волосами. Голова у странного врача сверкала безупречной лысиной, зато рыжая вьющаяся борода была такой длины, что из нее получилось бы два дивных парика и еще осталось бы на парочку шиньонов.
— Ну, чего засмотрелась? — врач поправил кожаный фартук, надетый поверх белоснежной рубахи, и, бесцеремонно хлопнув Диту по заднице, принялся помогать ей с завязками. — Давай живее, а то кто его знает, чего за каша там у него под этими железяками.
Женщина благоразумно промолчала и занялась доспехами Гильома, которые спустя минуту уже валялись на полу шатра, в то время как доктор ощупывал парня. К слову, выглядел Гильом довольно-таки неплохо, если не считать множества синяков и слегка расфокусированного взгляда.
— Пальмерин, — тихонько позвала Дита рыцаря, который озабоченно рассматривал юношу из-за спины врача.
— Да?
Дита жестом пригласила Пальмерина отойти подальше и прошептала ему на ухо:
— Я понимаю, что не очень вовремя, но врач… Он вообще кто?
— Рейиг Бассвельт, — растерянно ответил Пальмерин, но его лицо сразу прояснилось. — Я понял, о чем ты. Он — краснолюд, не человек… Только не стоит сильно акцентировать на этом внимание…
— А я все слышу, — отозвался Рейиг Бассвельт, водя маленьким молоточком перед носом Гильома.
— Простите, — поспешила извиниться Дита, но затихла, не зная, как прокомментировать собственную необразованность: ведьмак ей строго-настрого запретил сообщать кому-либо, откуда она взялась здесь, в Туссенте.
— У девушки потеря памяти, — вставил Пальмерин, — на нее напали разбойники, ударили по голове, теперь вот мучается, бедная…
— Экая необычная потеря памяти, — доктор-краснолюд отвлекся от Гильома, который уже мог смотреть обоими глазами в одну сторону и прищурил маленькие, темные, глубоко посаженные глаза. — Говорит почти нормально, как одеваться, вижу, помнит, а вот человека от нелюдя не отличит…
— Ну, амнезия же разная бывает, — не подумав, брякнула Дита. — Бывает так, что теряется только кратковременная память, а бывает — целые куски из долговременной пропадают. Голова — она же штука сложная.
— А и правда, — усмехнулся Рейиг Бассвельт, по-прежнему глядя на женщину, — взять хотя бы этого юношу — второй раз за сегодня меня навещает. Первый раз — нос разбил да в ребре трещину заполучил. Теперь вот — зенки до кучи собрать не может и руку сломал, а в голове все никак ума не прибавится.
— Будет тебе, — укоризненно посмотрел на краснолюда Пальмерин, — парень славу снискать желает, во имя любви прекрасной дамы.
— Приключений на свою жопу твой парень ищет, — ворчливо ответил доктор и гаркнул в угол шатра, где сидели две неприметные женщины, бережно складывающие отрезы марли. — Давайте, девоньки, накладем гипс этому бравому рыцарю-пердицарю, чтобы еще недели три не мог в драку лезть. А то так и убьется, как пить дать. А вам, барышня, — краснолюд снова прищурился, разглядывая Диту, — навестить бы из магичек кого, они быстро память проясняют, коли есть, что прояснять…
Дита натужно улыбнулась:
— Спасибо, обязательно… Но меня, кажется, там уже ищут, — она попыталась улизнуть, но ее остановил Гильом.
— Простите, милая Дита, — слабым голосом окликнул женщину молодой рыцарь. — У меня есть к вам просьба личного характера. Не откажите раненому…
Дита растерянно посмотрела на Пальмерина, но тот только плечами пожал. Тогда женщина подошла к лежащему на койке Гильому, которому уже разрезали рукав и готовились накладывать гипсовую повязку медицинские сестры.
— Я слушаю вас, благородный рыцарь.
— Вы прибыли с ведьмаком, — и голос и лицо у Гильома были наполнены такой вселенской скорбью, что Дита едва удержалась от того, чтобы взять его за руку, как принято делать с теми, кто лежит на смертном одре. — Я бы хотел, чтобы вы попросили его навестить меня в моем доме, в Боклере. У меня есть очень деликатное дело, в котором может помочь только ведьмак.
— Ладно, — Дита кивнула, — я передам ему.
— Благодарю вас, милая госпожа. Вы просто спасете мне жизнь, если выполните мою просьбу, а я останусь вашим вечным должником…
— Ну, хватит заливать! — доктор-краснолюд отпихнул Диту от раненого парня. — Ступай, барышня, лечи свою головушку, а мы будем ентого героя лечить. Глядишь, и ума добавим, да, рыцарь?
Женщина вышла из шатра медиков и к собственному изумлению заметила, что над турнирным полем разгорелся багряно-золотой закат. Солнце скатилось по небосводу к самым вершинам гор, которые из голубых превратились в серо-черные, а снежные шапки на их вершинах вспыхнули, словно пламя костра. По лагерю гостей турнира начали зажигаться факелы, а торговцы уже сворачивали палатки, шумно обсуждая прибыль и расходы.
Дита растерянно обернулась: она не очень хорошо помнила дорогу сюда, в госпиталь, и теперь не представляла, как вернуться к лошадям. Пальмерин остался с Гильомом, поэтому показать дорогу ей было некому.
— Холера! — раздался совсем рядом знакомый голос.
