— Да ладно, — улыбнулся Дмитрий, которого очень забавляло её смущение. — Ваш брат — счастливчик!
— Вы думаете?
— Ну, ещё бы! Его любит такая красивая барышня… пусть и по-сестрински!
Договорив это, он дерзко подмигнул дочери банкира и поспешил выйти вон.
— А вы — нахал! — запоздало ответила ему вслед она.
— Ваша правда, барышня, нахал, — поддакнула горничная, но заметив, что та совсем не злится, добавила: — Но красивый!
После этих слов девушки переглянулись, а затем дружно прыснули от смеха и побежали в комнату молодой хозяйки. Несмотря на холодность господина барона к дочери, большинство слуг очень любили Люсию, а с горничной они и вовсе были почти подругами.
По давно заведенной традиции, в среду Пётр Викторович Барановский обедал у своего двоюродного брата. Они, вообще, были очень дружны и часто проводили время вместе. Паулина Антоновна — жена Владимира — так же хорошо относилась к нему и обычно была рада его видеть. Но сегодня что-то пошло не так.
— Я очень рада, что вы пришли, дорогой кузен, — вроде бы радушно поприветствовала она его, но в голосе хозяйки дома явно прозвучал металл.
— Что-то случилось, дорогая? — первым почуял неладное муж.
— Да, и нам нужно об этом поговорить.
— Может быть, после?
— Нет, немедленно. Просто разговор касается вас обоих.
— Слушаю вас, — удивленно отозвался Пётр Викторович.
— Для начала, господа, позвольте представить вам эту молодую особу. — С этими словами Паулина Антоновна вывела к заводчикам совсем юную, но при этом очень красивую девушку. — Её зовут Степанида Филиппова, прошу любить и жаловать!
— Ой, барыня, скажете тоже, — покраснела как маков цвет Стеша.
— Погодите-ка, — припомнил фабрикант. — Да ведь это дочка нашего машиниста Степаныча, не так ли?
— Именно так, дорогой кузен, — ответила ему Барановская и обернулась к своей гостье. — Не смущайся, милая, и расскажи этим господам, всё, что только что поведала мне.
— Вы уж простите меня — дурочку необразованную — если что не так, — начала свой рассказ дочь машиниста. — Только я просить пришла, за Дмитрия. Не прогоняйте его, а?
— Какого Дмитрия? — переглянулись ничего ещё не понимающие кузены.
— Ну, квартиранта нашего — Будищева!
— Ах, вот ты про кого. Не беспокойся, как тебя — Стеша? Так вот, никто не собирается увольнять твоего Будищева. Он, конечно, совершил ужасный поступок, и его совершенно поделом забрали в участок, но, я полагаю, скоро всё образуется, и он вернется к работе.
— Да он же не со зла! — горячо воскликнула девушка, но Пётр Викторович её перебил.
— Конечно-конечно, так вот взял и совершенно не со зла — избил пожилого человека!
— Так ведь он за Сёмку заступился!
— За какого Сёмку?
— Известно за какого — Трифонова! Ну, ученика на вашем заводе.
— Это какого Трифонова, того, что в больницу угодил? Погоди, а при чём тут он?
— Так это же Никодимыч его избил!
— Какой Никодимыч… мастер Перфильев?!
— Ну да! Вот Дмитрий-то и взбеленился!
— Девочка, а ты ничего не путаешь?
— И ничего я не путаю! — сердито отвечала Стеша. — Всем известно, что Никодимыч почем зря к Семке придирается и за всякий проступок норовит затрещину дать! Вот и получилось так.
— Подожди, одно дело — затрещину, — это дело житейское, а другое…
— Уж не хотите ли вы сказать, кузен, — вмешалась Паулина Антоновна, — что одобряете подобные методы?
— Увы, дорогая моя, в управлении предприятием иногда приходится прибегать к мерам, далёким от гуманизма!
— Я ушам своим не верю!
— Не делай поспешных выводов, дорогая, — прервал негодование жены Владимир Степанович. — Это всё, конечно, ужасно, но такова жизнь!
— Но неужели нельзя как-то иначе? — не сдавалась женщина.
— Отчего же нельзя — можно-с! — отвечал её уже изрядно взведенный Пётр. — Мастер имеет право оштрафовать нерадивого работника, в том числе и ученика. Но как вы думаете, многоуважаемая Паулина Антоновна, а что будет, когда этот Сёмка придет домой без своего обычного заработка?
— И что же?
— Известно что, — выпалила Стеша. — Отец его выдерет, как сидорову козу!
— Вот видите! — продолжил фабрикант, обрадованный такой поддержкой. — И это будет куда неприятней затрещины от мастера.
— Ага, он у него на расправу лютый! — подтвердила девушка.
— Но не избивать же ребенка до полусмерти!
— Нет, конечно, но имело ли место подобное событие?
— Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что если бы Перфильев так избил это самого Сёмку, будьте покойны, мне бы немедля стало известно об этом, и я принял надлежащие меры!
— Уж не думаете ли вы, что мальчик сам себе нанес эти побои?
— Разумеется, нет! Однако же, эта травма вполне могла быть следствием неосторожности. А Будищев, мог, не разобравшись, бог знает что себе вообразить, и начать вершить «правосудие».
— Кстати, это на него похоже, — поддакнул Владимир Степанович.
— И ничего он не вообразил, — снова вмешалась Стеша. — Я у Сёмки в больнице была, и он мне всё рассказал!
— Вот видите! — обрадовалась Паулина Антоновна. — Что я вам говорила?
— Это меняет дело, — задумался Барановский-старший. — Хотя действия его в любом случае недопустимы! Он мог довести нам об этом инциденте и мы бы приняли надлежащие меры.
— Я же говорил, что надо помочь нашему гальванёру, — сокрушенно вздохнул его кузен.
— Да ничего страшного, — пожал плечами Пётр. — Сегодня же отправлю поверенного, проверить эти обстоятельства — и, если всё подтвердится, уже завтра он будет на свободе…
— Да он уже на свободе, — воскликнула дочь Степаныча. — Просто батюшка осерчал и из дома его выгнал. А кабы вы не стали Дмитрия увольнять, так он бы, глядишь, и смягчился.
— Как «на свободе», когда?!
— Так вчера ещё. Только мужики наши возвращаться с работы начали, так и он появился.
— Ты что-нибудь понимаешь? — удивленно спросил у кузена Владимир.
— Нет, а ты?
Тут в комнату, где проходили столь оживленные переговоры, вплыла пышная фигура горничной.
— Так на стол подавать или нет? — певучим голосом поинтересовалась она. — Остынет же!
— Да, конечно же, подавай, Глафира, — обрадовался возможности закончить неприятный разговор под благовидным предлогом Владимир Степанович. — Господа, прошу к столу.
Его кузен, очевидно, испытывавший те же чувства, поспешно согласился и проследовал в столовую. За ним двинулся хозяин квартиры, и только Паулина Антоновна немного задержалась.
— Милочка, я за всеми этими волнениями совсем забыла спросить — не голодна ли ты? — спросила она у о чём-то задумавшейся Стеши. — Если, да, то я сейчас же распоряжусь…
— Что вы, барыня, — смутилась девушка. — Сытая я. Да и домой мне пора уж, а то батюшка заругает, если узнает, куда я бегала.
— Тогда не буду тебя задерживать. Ступай и ни о чём не беспокойся. Я обо всём позабочусь.
— Благодарствую. И простите меня, дурочку необразованную, если что не так сказала.
Выпалив это, дочка машиниста поспешно покинула квартиру фабриканта, и лишь оказавшись на улице, перевела дух.
— Так вот ты какая — Глафира, — пробормотала она и взгляд её на мгновение стал острым, будто бритва. — Ну ничего, я тебе когти-то подкорнаю, кошка драная!
Глава 11
В воскресенье весь Петербург стремится покинуть душный и пыльный город, чтобы хоть на краткий миг забыть о многочисленных заботах и оказаться где-нибудь поближе к природе. Люди состоятельные
