Она внимательно следила за тенями и не раз замечала, как Па тихонько похлопывает себя по груди, чуть пониже ожерелья из зубов на шее. Если мертвые боги будут к ним сегодня милостивы, ему не придется прибегать к их помощи.
Но уж если Фу за эти годы усвоила что-то крепко-накрепко, так это то, что, когда дело касалось Ворон, мертвые боги скупились на доброту.
* * *Была уже почти полночь, когда они ступили на Лигов мост через Кайму. Могучая река грохотала всего в нескольких сотнях шагов под ними, однако для убийства этого расстояния вполне хватило бы, не то, что лиги. Все десять минут, пока они шли по нему, Фу тщательно просчитывала каждое свое движение.
Ощутив под своими шипованными подошвами гравий вместо булыжника, Фу задержала дыхание. Если королевичи хотели бы заграбастать свои зубы обратно, Охотничьи касты ударили бы именно здесь.
Все Вороны напряглись, пытаясь уловить малейший намек на преследование. Протяжная, пугающая тишина простиралась перед ними, как предательски тонкий и хрупкий первый лед, пока Фу прощупывала взглядом каждый листок в поисках засады.
Ничего не последовало.
Возможно… только возможно… они выбрались.
Кто-то резко вдохнул. И раздался оглушительный крик:
– Я ПАРНЯ ИЗ-ЗА МОРЯ ЗНАЛ. ОН РЕДКИМ ДАРОМ ОБЛАДАЛ…
Голос Сумасброда расколол ночь подобно топору, зарядив самую неприличную из дорожных песен, какие Па разрешал им петь в присутствии Фу. Остальные участники стаи разразились душераздирающим хохотом, чуть не рыдая от облегчения.
– Двенадцать печей, Фу! – Негодница изо всех сил вцепилась в телегу, колошматя себя по колену. Ей было почти столько же лет, сколько Па, и обладала она в два раза более переменчивым, чем у него, нравом, – одна из немногих, кто знал Па, когда его еще звали Дворнягой, а не Вождем. Она забрала у Фу кошку и почесала ей лоб. – Я думала, ты попросишь королеву подкинуть нам еще и корону за все наши беспокойства!
– Что толку от короны? – протянул из-за спины Негодницы Обожатель. Приступ веселья смягчил даже его постоянно суровый голос. – Она точно так же могла бы попросить шлепнуть короля. Возможно, Ее Высочество согласилась бы охотнее.
Сумасброд, у которого на титулы была аллергия, подхватил Фу за руки и закружил ее в умопомрачительном вихре, выкрикивая очередной пошлый и анатомически невозможный стих насчет «парня из-за моря». Фу не сдержалась, запрокинула голову и рассмеялась. Да, им еще предстояло пройти немало лиг и сжечь тела, но… но у нее получилось.
В кои-то веки она заставила дворец заплатить.
– Постой, постой! – Сумасброд задыхался от смеха, хватаясь за живот. – Меня сейчас вырвет!
Они притормозили в пьяном наклоне рядом с Па. Он ведь имел все основания веселиться вместе с остальными.
Он даже не снял маски и теперь смотрел назад, на Думосу.
– Ну же, вождь… – начал Сумасброд, однако Па оборвал его.
– Ничего еще не закончено. Плясать будете, когда тела сожжем. – Па свистнул, призывая двигаться дальше.
Негодница передала кошку обратно Фу и покачала головой вслед Па. Ворон снова охватило беспокойство. Сумасброд продолжал тихо напевать, Обожатель через несколько шагов стал ему вторить, но в целом телегу, покатившую дальше, сопровождало молчание.
Разбросанные вдоль дороги хижины и склепы богов постепенно уступили место лесу искореженных, укутанных лишайником деревьев. «Парень из-за моря» затих, сменившись другой песней, еще более громкой и уверенной. Скоро единственным напоминанием о Думосе стали золотистые всполохи над темными холмами да редкие искорки между стволами.
– Здесь.
Голос Па прорезал ночь, отсекая последнюю строчку походной песни. Он воткнул свой факел в мягкую придорожную грязь. Телега со скрипом остановилась. Па снял маску и кивнул в сторону Фу и кошки.
– Нет такой твари, которую нельзя съесть, девочка.
– Это не тварь, она моя, – ответила Фу. – Моя доля причастного.
Па хохотнул.
– Клянусь дерьмом Завета, она твоя, Фу, а вот про твою долю мы поговорим позже. И как же ее в таком случае зовут?
Она вспомнила физиономию управляющего, которого вот-вот могло вырвать, вспомнила танец Сумасброда и ухмыльнулась:
– Блевотка.
– Годится. – Па пригладил ладонью лысину. Все его волосы давным-давно мигрировали на юг, к короткой бороде с проседью. – А теперь давайте-ка займемся мальчишками.
Фу прислонилась к краю телеги и осмотрела два савана, валявшихся среди вязанок хвороста.
– Большие, – сказала она. Принц был почти на год ее старше, и явно эти двое гораздо лучше питались. – Не знаю, хватит ли дров на обоих.
– Вполне, если мокнем их в трупожар, – предположил Подлец, привалившись к телеге с другой стороны.
Теперь Фу мешал только клюв. Она посадила Блевотку на телегу, откинула капюшон, распустила шнурки маски, оставив ее висеть на шее, и провела рукой по стриженным до подбородка черным космам. Какое счастье вдыхать чистый ночной воздух, а не дворцовый фимиам или выдохшуюся мяту маски.
Заразы она могла не бояться. Считалось, что каждая Ворона напортачила по-крупному в прежних жизнях, причем настолько, что Завет покарал их чумой и обрек на искупительное существование во имя обуздания этой болезни. Что, согласно представлениям о грехе, Вороны рождались уже в долгу перед Заветом. Что, пока они не выплатят долг, их не возьмут в новую жизнь.
По крайней мере, так говорили. Фу не знала, насколько этому можно верить. Но жесткая, как железо, правда заключалась в том, что Чума Грешника не трогала только Ворон.
Трупы мальчишек еще не начали смердеть, однако ее по-прежнему передергивало при виде малиновых пятен на саванах. Из всех обязанностей вождя перерезание глоток пугало ее больше остальных.
Она протянула руку и пощупала то, что из двух окровавленных куколок представлялось трупом более благородного происхождения.
– А они настоящие, королевские, Па?
– Только один. Второй – его двойник.
Фу стягивала полотно до тех пор, пока свет от факела не упал на лицо мальчика, словно покрытое пятнами ржавчины. Он как будто спал, и лицо было чуть испуганное. Быть может, когда нож Па коснулся его горла, он еще бодрствовал.
Она скривила губы.
– Так вот как выглядит грешный принц.
Труп мальчика сел.
– Вовсе нет, – сказал он. – Но мне говорили, что я весьма похож.
Глава третья
Заветная клятва
Фу вовсе не собиралась бить мальчика, но все-таки ударила.
Кричать она тоже не собиралась, но и крик вырвался, причем исступленный. Что сопровождалось приземлением на задницу, когда она отшатнулась назад и споткнулась. Ругань Подлеца и рык хохочущего Па только добавили ее панике грязи.
Мертвый мальчик высвободил левую руку из бинтов и поморщился, ощупывая челюсть. На его простой рубахе с длинными рукавами запеклась кровь, так что не разобрать было, есть ли там свежие пятна. Фу уже пыталась нашарить первый попавшийся камень,
