Проклятая клятва была единственным, что у нее осталось.
Она была готова поклясться всеми мертвыми богами, что исполнит ее. Сойти с этой дороги можно было лишь одним способом – пройти ее до конца.
Фу сделала глубокий вдох и закрыла глаза. Если не думать о нем, не думать о них всех, она сможет это сделать.
Фу села, изнывая от боли с макушки до кончиков пальцев, и поползла к узлу Тавина. Жасимир лежал неподвижно, зажмурившись, и только шевелил губами, словно в молитве. До нее долетали обрывки слов:
– …Не опозорить мой род… Сокол, который… не отрекаться…
Когда она возилась с тесемками на узле, руки ее дрожали.
Слова сделались разборчивее.
– …Следовать, пока не смогу вести сам. Защищать, пока не смогу ударить.
Она перерезала тесемки мечом Па.
– Клянусь своей кровью, прежде всего я буду служить моему народу и трону.
Она не смотрела на клинок Тавина, по-прежнему лежавший на земле в ножнах.
Бормотание принца остановилось. Жасимир приподнялся и сердито посмотрел на нее. По его лицу от покрасневших глаз бежали чистые дорожки.
– Это… это не твое.
– Ага, – вяло ответила она. – Тебе тоже придется нести часть.
– Это принадлежит Тавину, – сказал Жасимир. – Это его.
Фу скривила рот. Снова взялась за узел и вынула котелок.
– Он знал, что делает.
– Мы должны пойти за ним. Сокол не отрекается от своей крови.
– Он хотел, чтобы мы сдержали клятву.
– Прекрати. Перестань говорить, что он «знал» или «хотел». Он не умер.
Котелок упал. Она не ответила.
Даже если они пока не заметили слабеющих павлиньих чар, рано или поздно один из кожемагов обратит внимание на шрам, опоясывающий запястье Тавина, ожог, который неподвластный огню принц из Фениксов не может иметь никогда. Фу надеялась, что это случится, пока им по-прежнему будут нужны заложники.
– Он не умер, – сердито повторил Жасимир.
Фу вытащила из узла запасной плащ и обмотала им дрожащий кулак. Ее молчание как будто только еще сильнее разгневало его.
– Он сдался для того, чтобы ты могла удрать, – продолжал сетовать Жасимир. – Он сделал это для тебя. А ты даже… ты даже не хочешь идти за ним. Тебе безразлично.
Фу больно прикусила язык, достаточно, чтобы почувствовать кровь. Потом бросила взгляд на скромную кучку пожитков Тавина и решила, что потащит все сама. Что угодно, лишь бы поскорее оставить это проклятое ущелье.
– Ты могла бы его спасти. У тебя есть все зубы Фениксов в Саборе. Почему ты ничего не сделала? Ты просто позволила им…
В конце концов Фу подобрала меч Тавина и выпрямилась.
– Ты куда это собралась? – поинтересовался Жасимир, поднимаясь на ноги.
– Нам надо идти, – каркнула она.
– Разумеется, двенадцать печей! – Голос Жасимира дал трещину. – Мы вернем его.
– Закрой рот.
Ей нужно было, чтобы он прекратил болтать о Тавине. Ей нужно было выйти из игры и двигаться дальше, уйти раньше, чем произойдет очередная глупость.
– Ты не сделала ничего, это твоя вина…
Она развернулась.
– Да, конечно, это все моя вина. Никакого отношения к твоим песням насчет Соколов, насчет долга, насчет того, как он должен охранять твою жизнь…
– Ты не остановила его. Ты позволила ему уйти… – оборвал ее Жасимир.
– …И еще моя вина в том, что твой родственничек, у которого крыса вместо сердца, предал нас в Чепароке. А еще я наверняка виновата в том, что твой трухлявый папочка позволил Олеандрам настолько окрепнуть, что они сумели повлиять на королеву, ага…
– Не говори о политике, в которой ничего не смыслишь…
– …И уж конечно, когда все это всплывет кверху брюхом на поверхность, потому что никто в здравом уме не купится на то, что в тебе есть хоть капля крови Амбры, это тоже будет моей виной, верно?
– Сколько ты еще будешь позволять им забирать у тебя? – Руки принца сжались в кулаки. – У них твой отец, твоя семья, а теперь еще и Тавин в придачу. Что еще ты готова отдать за эту хренову клятву?
Она повернулась – чтобы уйти и чтобы не показать дрожания губ.
– Мы должны продолжать…
– К черту клятву! – Жасимир толкнул ее сзади. Меч выпал и звякнул о землю.
Фу стояла, тяжело дыша. Потом подняла меч и медленно повернулась лицом к Жасимиру. Тот выпятил подбородок, глаза в кровавых сумерках сверкали.
– Повтори, что ты сказал, – выдавила она.
Он смотрел на нее. Слезы прочертили на щеках свежие дорожки.
– К. Черту. Клятву.
Железо в ее позвоночнике уступило место убийственному огню.
И тут произошла странная вещь: кронпринц Сабора смотрел на Фу и впервые в его взгляде промелькнул страх.
Возможно, дело было в мече, которым сейчас обладала она, а не он. Возможно, в воспоминании о том, что она сделала с Виимо, и знании, сколько ее соколиных зубов ожидают своего часа в мешочке на боку Фу.
Возможно, дело было в том, что для большинства народа он уже был мертв.
Впервые они оба знали, что он полностью в ее власти.
Фу подняла голову. Глаза блестели. Часть ее была готова к этому с того самого момента, когда он попытался уклониться от клятвы. Он мог изливать все свои возвышенные помои, но она ждала, что произойдет, когда станет трудно сдержать слово. И вот этот час настал.
«Чего стоит твоя клятва, – спросил как-то давным-давно Подлец, – если ты все равно, что труп?»
Ничего, как оказалась. Она не стоила ничего.
Все было бы так просто. Она отведет принца в лагерь Клокшелома на кончике своего меча. Она выторгует обратно всех заложников. Она выиграет им время.
Она позаботится о своих.
«Ты та, у которой все зубы, – сказала Виимо на далекой дюне. – Может быть, мы с тобой тоже сговоримся».
Так же как сговорились с Подлецом.
Тупое отчаяние притушило беспощадный огонь. Да, она могла бы передать принца Клокшелому. А потом он утыкает ее родичей стрелами, потому что может.
И даже если она сумеет вывести их всех, не пройдет и одной луны, как Олеандры забрызгают дороги красной кровью Ворон.
Сколько бы в мире не было огня или стали, она навсегда останется Вороной. Как в той истории Па, в детской игре, когда маленькая девочка ехала верхом на козе, держала над головой палку и называла себя Амброй.
– Эта клятва, – превозмогла она душившие ее рыдания, – единственное, что у меня осталось. И она стоила мне всего. Всего. Так что не шуми тут о том, от чего я отказалась. Тебе было безразлично, когда я потеряла своих родичей, поскольку ты был в безопасности. Поскольку я сдержала клятву. Знаешь, почему я заставила тебя поклясться перед Заветом? Я понимала, что стоит клятве тебя ущипнуть, ты обратишься в бегство.
Глаза Жасимира блестели в сумраке.
– Похоже, у тебя лучше получается бросать свою семью, чем у меня. Уходи, если хочешь. Я не покину свой род.
Фу долго изучала его. Мороз сковал ее голос.
– Хорошо. Я иду в Триковой. У меня нет выбора. Как и у тебя. Поэтому ты идешь со
