И я не думаю, что мы сможем.
Глаза Фу горели.
– Ты повторяешь слова Тавина, – сказала она охрипшим голосом. – Вы не можете ее решить, во всяком случае, не повсеместно и не сразу. Но вы можете начать с того, что сдержите клятву. И сообщите и Прославленным, и Охотничьим кастам, что мы – часть Сабора.
– Ненавижу, – признался Жасимир. – Ненавижу то, что оказался наследником. Теперь уже ничто не будет просто и легко. Чаще всего я чувствую, как будто… будто выбираю, какой из пальцев отрубить сегодня. – Он посмотрел на нее и вздохнул. – И вот теперь плачусь об этом девчонке, семью которой держат в заложниках мои враги.
Фу засмеялась.
Это не был счастливый смех.
Но на сей раз и не злой.
– Ты начинаешь догонять, – устало сказала она.
Железные колокольчики тихо перезванивались на пастбище. Тонкое облачко замазало на небе свет луны. По далекой дороге проехал всадник, и они оба затаили дыхание, прислушиваясь, не раздастся ли свист кожегастов, пока топот копыт не стих.
– Прости, – сказал Жасимир. – Я подумал… я думал, я знаю, кем должен быть, чтобы заслужить корону. Но все это в итоге лишь принесло тебе боль.
Не успела Фу ответить, как в лесу на краю пастбища замерцали факелы. Они с Жасимиром умолкли и закопались поглубже в сено. Ожил воробьиный зуб.
Из-за деревьев верхом выехала женщина, сопровождаемая двумя безглазыми кожегастами. Когда она водила по сторонам факелом, льняной плащ хлопал, как дряблые руки ее спутников. Пустые глазницы кожегастов следовали за пламенем.
Взгляд женщины-Олеандра скользнул по стогу сена. Лошадь подошла чуть ближе.
«Пожалуйста, – молила Фу воробьиный зуб, мертвых богов, Завет, все, что слушало ее. Она так устала от назойливых чудовищ. – Пожалуйста, пусть она проедет мимо».
Пасшаяся поблизости коза подняла голову и заблеяла. Убойный колокольчик звякнул на ее шее. К первой козе присоединилась вторая.
Женщина помедлила, потом повернула обратно к лесу. Довольно скоро за ней последовали и тени, и кожемаги.
Фу отпустила воробьиный зуб. Глаза затуманились. Впереди ее ждало долгое-долгое дежурство. Но она будет хотя бы не одна.
– Я… обязан перед тобой еще кое за что извиниться, – сказал Жасимир, наматывая на палец соломинку. – Ты была права. Я думал, Тавин видит в тебе лишь грелку для своей постели. Я думал, что ничего иного он не захочет от… от Вороны. Но ты была важнее.
Звезды над головой продолжали расплываться в слезах. Она снова крепко зажмурилась.
– Он смотрел на тебя точно так же, как ты смотришь на дороги. – Голос Жасимира надломился. – Когда они тебя пугают, ты их за это любишь.
– Тавин сказал мне, что ты будешь хорошим королем. – Фу продолжала говорить резко и тихо. – Он верил, что этого достаточно, чтобы отдать за это жизнь. Так что, возможно, ты заслужил корону.
Жасимир попытался слабо улыбнуться.
– Не начинай любезничать со мной. Это меня пугает.
Возможно, они смогут поладить. Фу не хотела слишком надеяться, однако не хотела она иметь отношений и с многословным Соколом, что тоже не получилось.
Возможно, они сумеют добраться до Триковоя и вернуть ее родню, вернуть ее Сокола, спасти Ворон.
Возможно, им удастся изменить Сабор.
– До рассвета с тобой будет добрая Фу, – сказала она принцу. – А потом я никогда не позволю тебе забыть о том, как ты блевал на труп.
* * *Луна висела на часе после полуночи.
– А твоя мать была такой же, как генералмейстер? – Фу наскребла вопрос из усталого тумана в голове.
Жасимир помедлил с ответом.
– Она… она была и не была. В армии их с тетей Драгой звали Когтями-близнецами не просто так, однако в частной жизни они были совсем разными. Мать лучше разбиралась в дипломатии и придворных играх. Если кто-то переходил ей дорогу, она могла уничтожить его одним махом. Большинство придворных быстро это поняли и постарались ее избегать. – Он запнулся. – Фу, я думаю… я думаю, Русана убила мою мать.
Фу выпрямилась.
– Что? Как?
– Отец использует павильоны Лебедей, когда устраивает небольшие государственные мероприятия. Как-то летом он стал ходить к Русане все чаще, потом привел ее во дворец, а потом к зимнему солнцестоянию…
Фу помнила тот день на холодную Соколиную Луну, когда все маяки в Саборе пустили черный дым.
– Что случилось?
– Доктор сказал, что мать больна, но что они никому не позволят увидеть ее до… до погребального костра. У нее шея была вся в отметинах, я видел их. А через две луны после того, как ее сожгли, у нас уже была новая королева.
– Выходит, Русана ее отравила?
– Не знаю. – Жасимир смотрел в холодную ночь. – Нет. Знаю. Просто не знаю, как она это сделала. Я… я никому не говорил. Даже Тавину. – Жасимир дрожал. – Может быть, стоило раньше, но… он бы решил, что я… слаб, раз ничего не предпринимаю.
– Тавин или твой отец?
Его рот горько скривился.
– Оба.
* * *Почти рассвет. Фу не бодрствовала, не совсем, просто смотрела в туманный мрак.
Губы Жасимира двигались, складывая слова чуть громче шепота. Он бормотал себе под нос песенку, бормотал столько раз, что Фу сбилась со счета.
– … я не сбегу от страха, – цедил он, – я не брошу свой род, не опозорю павших, мечом своим клянусь.
То был не гимн чародеев, однако Фу сочла, что красивые слова кодекса Сокола действуют ничуть не хуже.
– Я буду следовать, пока не смогу вести сам. Защищать, пока не смогу ударить. Буду драться, пока не смогу лечить. Клянусь моим народом.
Еще один огонек факела пронзил ночь. Жасимир толкнул ее под локоть.
Они наблюдали, как он подскакивает за деревьями и наконец исчезает из виду.
Жасимир снова затянул:
– Прежде всего я буду служить моему народу и трону. Не опозорю свой род, свой народ и свою сталь. И не потерплю от Сокола другого. Кровью своей клянусь.
Хорошие слова. Слова принца.
На восточном горизонте бремя ночи стало слабеть.
* * *Забрезжил рассвет.
Когда Жасимир предложил Фу поспать, она не сопротивлялась, свернувшись в сене. Проснулась через несколько часов, когда солнце лупило в глаза. Отдохнуть не получилось, но и так сойдет.
Они разделили между собой сухофрукты, стряхнули солому и поднялись на ноги.
– Вот. – Жасимир протянул меч Тавина.
Она вложила клинок в ножны и прикусила губу.
– Где… – Ее голос сорвался. Она откашлялась. – Где мы остановились на чтении?
* * *– Та… Трило… – Фу сердито всматривалась в указательный столб на равнине. – Это Триковой?
Жасимир провел ее пальцем по символам.
– «Та», потом «ри», получается «три». «Ка», потом «о», получается «ко». «Ва»…
– С «ой» получается «вой». Триковой. Ага. Понятно.
Последние четыре дня принц совал ей под нос буквы, даже таскал с собой кусок сланца и мягкий бледный камушек, чтобы было чем писать. Так далеко на севере равнинные дороги плавно извивались вокруг гор, а пыль на них поднимали разве что Совы-грамотеи да Воробьи-фермеры, катившие телеги с овощами и гнавшие скот на рынки Маровара. Днем
