Фу разобрал нервный смех, тот, что случается от усталости поздними ночами.
Жасимира тоже. Когда они отсмеялись, он сказал:
– Боги, как же я по нему скучаю!
К горлу Фу подступил колючий комок.
– Да, – вздохнула она. – Я тоже.
Та. Ри. Буквы расплывались. Ей необходимо отвлечься, чем угодно, лишь бы оставить эту рану в покое.
– Он говорил, что король неравнодушен к Соколам.
– К Соколам и женщинам. В отношении Соколов у нас с ним хотя бы схожие вкусы. Надеюсь, по разным причинам. – В голосе Жасимира послышалось нечто вроде голода. – Но именно поэтому он женился на одной из Когтей-близнецов. Не думаю, что тетя Драга его за это простила. – Он вытянул руку над огнем, позволяя тому безболезненно оплетать пальцы. – Ему только-то и нужен был сын, вроде Сокола. Когда появился Тавин…
Фу додумала остальное: как принц добивался от Тавина исполнения долга, не понимая, что означает его исполнение. Как мучился, когда лояльность Тавина перешла на нее. Как дрожал голос, когда он заявлял, будто у его Сокола только одна забота.
– Король ставил Тавина на первое место, – сказала Фу. Жасимир закрыл глаза и кивнул с таким видом, будто это причиняло боль.
– Моя мать проводила много времени, обучая его, вплоть до самой смерти, а отец всегда… расцветал, когда за ними наблюдал. Я почти не видел его с тех пор, как он женился на Русане. – Он невесело рассмеялся. – Он даже не пришел проводить меня в последний путь.
За стенами разрушенной дозорной башни ветер завывал в камышовых зарослях. Теперь они уже хорошо различали свист кожегастов, оба молчали, пока он не затих.
Жасимир посмотрел на пепел и слегка посветлел.
– Твои «вой» делаются лучше. Продолжай в том же духе, и, когда снова увидишь Обожателя, то сможешь помочь ему с его свитками. – Он уставился в огонь. – Представить не могу, сколько всего Вороны носят в голове. Это невероятно. Все эти истории, все ваши традиции…
– Для этого и нужны походные песни. Мы слышим их с момента рождения. – Фу замешкалась. – Зубы ощущаются точно так же. Как будто в каждом живет песня, и когда я призываю их, мертвые поют через меня.
– Кто-нибудь из твоих родителей был чародеем?
Фу покачала головой.
– Нет. Негодница говорила, что мать повстречала моего кровного отца, когда их стаи оказались в одном и том же склепе. Он ей понравился, и через девять лун случилась я. Па – мой настоящий. Он принял меня, как собственную дочь, когда мать умерла.
– Ты все еще скучаешь по ней?
Сланец дрогнул. Фу облизала губы и стерла с поверхности свое имя.
– Мне было четыре, – сказала она и, нахмурившись, стала писать заново. – Я мало что помню до этого… Ее забрали Олеандры. – Она на мгновение закрыла глаза, выпуская поток воспоминаний, как вороношелк с веток, слишком высоких, чтобы до них дотянуться. – Для Вороны мать носила волосы слишком длинные. Она любила собирать одуванчики и сдувать весь пух. Мы соревновались, кто быстрее. Па говорил, что она так хотела дать мне имя сама, что отсылала всех, кто не мог держать рот на замке, пока меня рожала.
– Почему она так делала?
– Вороны называют своих детей первым бранным словом, обращенным в их сторону. На удачу. Это слово не может причинить тебе вреда, если оно уже стало твоим именем. Она говорила, что я выла, как дьявол, когда появилась на свет, будто родилась раздосадованной на весь мир. Мать не выносила шум. Вот так я и стала Фу. – Она сглотнула. – Так что, да, думаю, я тоже скучаю по своей матери.
Жасимир смотрел через ветхую крышу на звезды.
– Прости. Прости, что отец не остановил Олеандров раньше. Прости, что и я ничего для этого не сделал.
Фу перевернула сланец.
– В конце концов они одно и то же. Две головы одного чудовища. Что Олеандры. Что Русана.
– Что мой отец.
Она бросила пронзительный взгляд на принца. Его глаза, не отрываясь, смотрели в огонь, лицо было напряжено, словно отлито из железа.
– Ты хотел спасти его, – сказала она.
– И все еще хочу. – Его губы скривились, тоже как у Тавина. – Если он тот, кого я могу спасти.
Фу поняла, что он собирается спасать короля не только от Русаны.
– Короны опьяняют людей, – предупредила она. – Они думают, что теперь им все можно. Потому что знают: мы огребем все двенадцать печей, если дадим сдачи. Но, клянусь мертвыми богами, когда-нибудь я дам. И ты тоже.
– Заставим их поплатиться, – прошептал Жасимир.
– Спалим их дотла, – ответила она.
Они обменялись взглядами, будто между ними качнулся челнок ткацкого станка. Нити их таких страшно разных миров сошлись, переплелись и туго стянулись.
Они не произнесли вслух ни слова, не порезали ладони клятвами. И все же в обоих пустило корень обещание.
Она не хотела сжигать Сабор дотла. И принц этого не хотел.
Но, да будут свидетелями мертвые боги, однажды Сабор узнает, что они могли бы.
* * *Утром след Тавина остановился севернее перекрестков… но не настолько севернее, чтобы у кожемагов появился хоть один шанс приблизиться.
– Это бессмысленно, – раздраженно сказала Фу, изучая карту. – Они движутся недостаточно быстро, чтобы поймать нас, так зачем переться на север?
– Давай выясним это, когда доберемся до Триковоя. – В тоне Жасимира звучала неуверенность.
Они шли дальше, от маяка к маяку. К полудню Фу уже видела впереди каменные зубцы на башнях Триковоя, выступающих по краю каменной гряды над полем кукурузы.
– Почти пришли.
Осторожность держала каждое слово на расстоянии вытянутой руки. Следующий маяк мог увести их на проселочную дорогу, давая Стервятникам время наверстать упущенное.
Фу открыла рот, чтобы ответить… и застыла.
Земля под подошвами сандалий мягко и пугающе задрожала.
Она узнала. Она узнавала эту дрожь, как голос крови.
И через мгновение она уже точно знала, где они допустили ошибку.
Жасимир встал как вкопанный. Глаза его широко открылись, когда он тоже понял знаки.
– След, – прошептал он. – Мы следили не за кожемагами, мы следили за Тавином…
Дрожь перерастала в грохот прилива. Фу услышала крик за поворотом пройденной дороги.
– Бежим… бежим!
Жасимир рванул в сторону, Фу за ним по пятам.
Они перемахнули через ограду и нырнули в кукурузу почти одного с Фу роста. По ту сторону поля ждала темная граница из елей, а за ней, меньше чем в лиге, лежал Триковой.
Она была не в силах пробежать лигу за раз. Не с таким узлом, который сейчас давил ей на плечи. У них ничего не получится…
Фу вспомнила про голодного волка и побежала.
Кукуруза хлестала Фу по лицу и рукам, пока они с Жасимиром спотыкались на бороздах крошащейся земли. Она не тратила времени на призывы к воробьиным зубам: раскачивание стеблей выдавало каждый их шаг.
Им достаточно поймать нас один раз.
Воздух огласился кличем Стервятников. Через мгновение топот копыт стал заглушаться влажным треском ломающихся стеблей.
Почти дошли… почти выбрались…
