– Мальчишка прав. – Тиф кивнул, теребя ухо.
– Для тебя, может, и так, – возразила Кими. – Ты в это веришь, Тиф, но никому не известно, что на самом деле сделает Империя, когда объединит Винтерквельд.
Призраки отпрянули; многие из них склонили головы. Десятник раздражённо глянул на дверь.
– Сколько спригганов и ямалцев встречались тебе в имперской форме? – поинтересовался Стейнер.
– Ни одного, – призналась Кими.
– И ты думаешь, в ближайшее время это изменится? Думаешь, Империя станет терпимее после победы в войне?
Кими потерла глаза.
– Нет. Но стать гражданином Империи лучше, чем быть уничтоженным.
– У них останется много оружия после того, как они одержат победу, – продолжал Стейнер.
– И много ветеранов, которые знают, как им пользоваться, – добавил Тиф.
– Мятеж объединит Обожжённые республики. Спригганы и ямалцы восстанут, чтобы пойти против Империи. – Стейнер приблизился к Кими, рассмотрел широкое лицо: хмурые брови выражали тревогу; напряжённая челюсть – внутреннюю борьбу. – Если начнём действовать, то сможем положить начало чему-то хорошему.
– Обещаешь?
– Ничего не могу обещать. Я всего лишь сын кузнеца, который даже читать не умеет. У меня нет ничего, кроме башмаков и кувалды. Но лучше попробовать и проиграть, чем вообще не пытаться.
Кими запустила руку в тунику и достала осколок камня с высеченным драконом.
– Я не просто отдаю артефакт, Стейнер. Я передаю судьбу моего народа.
Он кивнул и протянул руку, пытаясь не обращать внимания на дрожь.
– Мы остановим их, Кими. Я пока не знаю как, но обязательно выясню.
Опустив глаза, принцесса передала амулет.
Стейнер открыл рот, чтобы отблагодарить, но она повернулась и вышла из камеры, нырнув под низкий проём. Юноша направился следом, однако Тиф преградил ему путь.
– Ей нужно побыть одной. Она только что пошла на серьёзный шаг.
Стейнер перевёл взгляд на толпящихся в камере Огненных духов.
– Поможете мне, и я позабочусь, чтобы вы никогда больше не работали в кузнице. Вы не будете таскать мешки и ковать оружие для Империи, которая вас уничтожила.
Почти одновременно призраки опустили головы; волна тёмно-серых теней известила о согласии. Стейнер улыбнулся, чувствуя, как его охватывает волнение.
– Выследите солдат. – Кузнец поднял кувалду, ощутив надёжный вес. – А я поквитаюсь с Шириновым.
Огненные духи тотчас отправились в Академию Земли. Ни один из них больше не трудился на Империю – теперь они преследовали живых. Вскоре из здания донеслись испуганные крики послушников и изумлённые голоса солдат.
– Но как Кими вернётся в кузницу? – полюбопытствовал Стейнер.
– Тем же путём, что и прибыла, – ответил Тиф с озорным блеском в глазах. – В скале есть тайный проход. Ты же не думал, что мы настолько безумны, чтобы разгуливать по площади средь бела дня?
Стейнер улыбнулся.
– Идём. – Тиф вытащил из-под куртки изогнутый нож. – Найдём твоего Зоркого и покончим с ним раз и навсегда.
36
Хьелльрунн
«Солдаты Империи отличаются дисциплиной, Зоркие – властью, но чем примечательны Охранцы – никому не известно. Одни из них не лучше диких псов с ослабленным поводом, другие же считают себя благородными судьями, назначающими наказания неугодным Императору гражданам. Однако все они непредсказуемы и опасны».
Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском СинодеХьелльрунн вышла из дома и взвалила на плечи изношенное коромысло с вёдрами. На улице стояла кромешная тьма, хоть глаз выколи – сколько было времени, одним богиням известно. Однако Хьелль знала, что утро ещё раннее, поэтому сетовала, что не могла понежиться в кровати часок-другой. Мысли кружили вокруг всадников в чёрном. Сны она не помнила и не хотела помнить, поскольку дремлющий ум наверняка вызовет в воображении Охранцев, солдат и Зорких, штурмующих границу Нордвласта, ведомых безудержной жаждой насилия.
Хьелльрунн выдыхала в морозный воздух струйки пара. Из окон на мощёную улицу просачивались золотистые прямоугольники света. В других местах лучики выбивались сквозь промежутки между ставнями. Небо над головой легло огромным чёрным холстом, и лишь слабый ореол бледного света выдавал угасающую за облаком луну.
Мысли Хьелль вернулись к капитану «Надежды Дозорного». Безусловно, она успокоила новостями, вот только это спокойствие имело горький привкус: с Владибогдана нет пути назад.
Скоро уеду на юг,К ясному небу и яркому солнцу.Скоро уеду на юг,Где звёздная гладь сквозь небо прорвётся.В душе, словно после долгого сна, пробудилась песня, припав к губам непрошеным гостем. Пела она тихо, но слова всё равно нашли слушателя, даже в утренней тиши.
– Прекрасная песнь прекрасной девушки, – раздался голос в предрассветных сумерках.
Хьелльрунн остановилась, опешив. Вёдра качнулись, стукнув по локтю.
– Кто здесь? Покажись.
В рассветном мраке зашевелилась тень, и на свет показался темноволосый всадник.
– Прошу прощения, – извинился он и насмешливо кивнул, не сводя глаз с собеседницы. Его густые кудри спадали на лоб.
Хьелльрунн изо всех сил старалась сохранять спокойствие.
– Мы как раз держим путь в кузницу.
– Отец ещё спит, – соврала Хьелль напряжённым тоном.
– Откуда ты знаешь? – спросил всадник.
Хьелль не сомневалась, что перед ней тот самый мужчина, который оставил след сапога на двери госпожи Камаловой. В речи его присутствовала безошибочная резкость сольского выговора.
– Я его дочь, – сообщила Хьелльрунн, опасаясь, что даже небольшая часть правды станет силками, в которых она запутается.
– Ты очень похожа на другую девушку в этом городе, но, как я уже говорил Юрию, девушки Нордвласта ничем не отличаются. Худые, как тростинки, с кислыми лицами, и забывают улыбаться, когда мимо проходит мужчина.
– Улыбок было бы больше, если бы в городе продуктов хватало. – Хьелль вздёрнула подбородок, и гнев нахлынул волной. – Я здесь не для того, чтобы улыбаться, а тем более – незнакомым мужчинам. Теперь, если извините, я наберу воды.
Всадник хихикнул.
– Опять оставишь без улыбки? – крикнул он вдогонку.
Сначала она захотела повернуться и выдать очередной упрёк, но коромысло было слишком тяжёлой ношей, поэтому она пошагала прочь к колодцу, стиснув зубы.
Как никогда долго Хьелльрунн наполняла вёдра водой. Мысли в голове неслись вскачь, и руки горели на морозном воздухе.
– Скоро уеду на юг, чтобы наконец-то избавиться от сурового климата.
В душе кипел гнев. Назревал шторм, накатывая сильными волнами. Дождь из раздражения омывал её сердце. Тихий, зловещий голос нашёптывал о страшных деяниях, которые способны сотворить всадники с отцом. Может, они уже это делают. Кузница не сильно отличается от камеры пыток. Вдруг его увезут? Это самый худший вариант, ведь где потом его искать?
Хьелльрунн поспешила назад, задыхаясь и паникуя, не заботясь о том, что вода выплескивалась из вёдер. Ей уже было плевать, что придётся второй раз возвращаться к колодцу. Её волновала лишь кузница. Пусть Марек и скрывал правду, но кроме отца и Вернера у Хьелль больше никого не осталось.
Горн ярко пылал в темноте, проливая свет сквозь деревянные двери и падая позолоченными полосами на мощёную дорогу. Хьелль поставила вёдра в кухне, а затем схватила коромысло размером с её рост – нет, за оружие не сойдёт, ибо трудно удержать равновесие. Она прислушалась, но
