Звонит мне месяц назад худфондовский бухгалтер и говорит: «Пакуйте саквояж, Николай Палыч! Раздобыл вам путевку в Дом творчества. Не дом, а торт „Сюрприз“!» Прибыл я на место действия — не обманул коллега: благорастворение воздуха, куда ни глянь — одни пейзажи и натюрморты… На аллейках гипсовые купидончики в пионерских галстуках… В беседках сидят творческие работники в бухарских пижамах и дамы в соломенных шляпах без дна, нимбах, по-ихнему…

— Не уводите! — строго сказал председатель месткома. — Ближе к существу.

— Не увожу, — кротко ответил Расторгуев. — В моем деле каждый мазок создает этот самый… колорит… Так вот. Отдыхаю день, блаженствую неделю, телосложением начал округляться. Вдруг прибегает замдиректора по хозяйственно-творческой части: «Сходите на склад, товарищ Расторгуев. Возьмите под расписку инвентарь — мольберт, кисти и краски. Комиссия прибывает. По чьей-то клеветнической жалобе проверка будет соответствия. Так вы сядьте вон на холмике и пишите морской пейзаж». Я, откровенно говоря, больше к контокоррентным книгам привычен. Но не подводить же благодетелей! Смотрю, вся наша колония побросала преферанс и на берегу уселась. В воздухе только и слышно: «Ах, какие ракурсы!.. Светотени, светотени-то — сплошной Айвазовский!» Добралась комиссия и до меня. Авторитетная такая троица. Один — вроде бильярдного шара в очках. Другой — с пиратской бородищей. А у третьего — палка с набалдашником, будто монумент с острова Пасхи. Видать, лауреаты… Взглянули на мой мольберт, помолчали. Тот, который с острова Пасхи, ткнул палкой: «Что это вы изобразили?» Я пожал плечами: «Натюрморт всякий. И опять же морской пейзаж». Бильярдный шар говорит: «Заграницей бывали?» Я отвечаю: «В прошлом году вокруг Европы путешествовал». Пират поинтересовался: «С итальянской системой знакомы?» Я честно признался: «А как же?! И с простой, и с двойной. В нашем деле без этого нельзя». Комиссия потопталась немного и ушла. А я решил посмотреть, что настоящие художники натворили. Подошел к одному — море у него на кляксу похоже… Посмотрел у другого — вместо лодки таракан разрисован. Оригинальничают, черт подери! Мало их, видать, критикуют… В полночь прибегает ко мне замдиректора, за голову держится: «Комиссия велела посторонних из дома проводить, а о вас, как носителе чуждой морали и проповеднике абстракционизма, поставить вопрос!» Ну вот, я и отбыл домой досрочно. А вместе со мной почему-то на поезд грузилась половина курортников…

— Какие будут мнения? — спросил председатель.

— Сколько у товарища Расторгуева осталось дней, не охваченных отдыхом?

— Две недели, ровно половина срока.

— Есть предложение. Выдать срочно Н. П. Расторгуеву путевку в нормальный дом отдыха.

— Так ведь я же говорил, — взмолился председатель месткома. — Лимитов же нет!

— Надо изыскать. Учтите. Наша бухгалтерия наладила отношения с Музфондом. Нотную бумагу тем надобно, что ли?.. А Расторгуев, кажется, никогда к роялю не подходил. Нельзя, товарищи, рисковать!

— Нельзя, — согласился председатель. — Ну, а как же заявление? Отвечать же надо. Решение выносить.

— Вот и напишите им: «Меры приняты… Дали по рукам… Оторвали от среды…»

КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ

Замечено, что большинство договорных связей между организациями и отдельными авторами завязывается при помощи телефона. По-видимому, это объясняется похвальным желанием быть на уровне современной техники. Войди в обиход видеотелефон или карманный радиотелеграф, наверняка творческие переговоры велись бы на более высокой технической ступени.

…В полночь в квартире Берендеева заверещал телефон. Не подозревая ничего худого, Берендеев расслабленно взялся за трубку. Вкрадчивое контральто проворковало:

— Это говорят с телевидения.

Берендеев вздрогнул.

— Не вешайте трубку! Ради бога, не вешайте трубку!.. Я знаю, что вы недооцениваете ведущую роль телевидения в области просвещения широких зрительских масс. Я знаю, что вы объезжаете нашу студию на трамвае… Но учтите. Мы перестраиваемся. Инстанции отменены, и теперь даже маститые авторы идут к нам гурьбой…

Берендеев был стреляным воробьем. К его творческим услугам охотно прибегали и бойкие конферансье, и величавые мастера художественного слова, и бесцеремонные коверные клоуны. Любой социальный заказ для эстрады или театра миниатюр он выполнял с присущим ему тактом и эрудицией. А однажды даже выступил с собственной киномикрометражкой. Однако маститым он себя не считал. Но какой исправно платящий взносы член групкома драматургов будет опровергать этот титул?

Берендеев промолчал. Это его и погубило.

Контральто продолжало завораживающе ворковать:

— Вся редакция припадает к вашим стопам. Ну, отобразите! Ну, создайте! Хотя бы короткую сцену. Ну вот с полмизинца… Или инсценируйте какого-нибудь классика, а? Мы теперь боремся за пропаганду высоких образцов. Пройдет пулей. Космической ракетой. Учтите, телевидение перестраивается.

— Ладно, — согласился Берендеев, — продаю свою бессмертную душу.

Приятель, с которым Берендеев поделился своими планами, сардонически рассмеялся:

— А ты когда-нибудь видел пожар в птичнике во время наводнения? Не видел? Ну тогда иди, иди на студию… А меня туда и гонорарным калачом не заманишь.

— Консервативная ты личность, — пытался обороняться Берендеев. — За телевидением будущее. За телевидением перспективы… И потом для меня это новая область познания.

— А разве недостаточно тебе подсобных материалов: ругательных рецензий, пародий, фельетонов?

— Достаточно. Но они отображают, так сказать, внешнюю сторону вопроса, так сказать, видимый результат. А мне хочется взглянуть, так сказать, изнутри. Как это делается… Минуточку! Вот, кстати, и тема… «Как это делается». По Чапеку. Типичный классик. А нам надо бороться за пропаганду высоких образцов…

Приятель безнадежно махнул рукой и испарился.

Переступив порог телередакции, Берендеев изумился. Вопреки пророчеству приятеля он встретил здесь почти могильную тишину. За столами, заваленными папками, сидели задумчивые девы в аспирантских очках. Завидев автора, они смахнули забракованные рукописи и кинулись к Берендееву на шею.

— Наконец-то! — вскричали задумчивые девы, не размыкая железных объятий. — А мы уже истомились. Истосковались мы уже. Вся редакция не спала целую неделю, ожидая вашего визита. Немедленно обсуждать! Срочно редактировать! Экстренно сдавать в производство!

Берендеева усадили в самое мягкое кресло, какое можно было отыскать на студии. Его прикатили из кабинета главного редактора, пребывавшего в очередной туристской поездке. Задумчивые девы уселись в кружок. Берендеев водрузил на нос очки, раскрыл подарочную папку и начал:

— Значит, так. На экране появляется титр: «Как это делается. По Карелу Чапеку. Автор сценария — Н. Берендеев». Затем, после легкого вальса, начинается действие. Бедная заснеженная мансарда. Писатель Ян Дуган нянчит малолетнего сына. Эта идиллия нарушена резким стуком в дверь. «„Войдите!“ — говорит писатель, хватаясь за сердце. Входит почтальон…»

— Стоп! — милицейским голосом произнесла старшая редактриса. — Очень мило. Это то, что нам сейчас нужно. Это то, чего мы давно уже ждем. Только, понимаете, не все понятно. Не дойдет до широких зрительских масс. Почему «Как это делается»? Зачем по Чапеку? Отчего Н. Берендеев? Все это надо расшифровать, растолковать, заземлить.

— Это вам не кинематограф, — сказала задумчивая дева рангом пониже.

— И не театр, — объяснила ее соседка.

— И не цирк, — уточнила третья.

— Понимаю, — закивал Берендеев. — Это мне не кино, не театр, не цирк, не консервный завод, не детский

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату