- Работу, - ответил Кингсли. - Просто работу. Твое имя не всплывало.
- Хорошо, - произнесла она. - Просто проверяла. - Она протянула ему скрученную купюру. - Угощайся. Устроим второй раунд.
Кингсли попытался изобразить заинтересованность в перспективе еще раз ее трахнуть. Она высыпала еще две дорожки для него. Он ненавидел кокаин, ненавидел, как сильно одна затяжка заставляла хотеть еще одну через полчаса. Но, может, если у него не встанет для второго тура, он спихнет всю вину на наркотики.
Фиби опустилась на колени перед ним и взяла в рот его член. Он глубоко дышал и пытался думать о самых эротических фантазиях, которые только мог вообразить, что угодно, чтобы вернуть настроение. По какой-то причине все, что приходило на ум, это воспоминания о Сорене и тех украденных ночах, проведенных вместе, будучи подростками. К счастью, это сработало, и он снова ощутил, как твердеет.
- Мам? - В коридоре раздался голос маленького мальчика. Фиби отстранилась и с раздражением вздохнула.
- Минутку, Коди. Мамочка только вышла из душа.
- Мне стало плохо у Тайлера. Они привезли меня домой.
- Подожди там, малыш. Мамочка идет.
Фиби закатила глаза.
- Сегодня он должен был быть с друзьями. Прости, - прошептала она Кингсли и поднялась на ноги. Она начала поднимать халат с пола, но заметила пятно спермы. Вытащив махровый халат из шкафа, она крепко завязала его.
- Я пойду. Все в порядке, - заверил Кингсли, с облегчением от такого легкого выхода.
- Я скоро позвоню. Обещаю.
- Не торопись, - ответил он, желая, чтобы она больше никогда ему не звонила.
- Ты потрясающий. - Она одарила его долгим страстным поцелуем, на который Кингсли ответил без особого энтузиазма. - Самый сексуальный мужчина на земле. Скоро увидимся? Пожалуйста?
- Bien sûr[5].
- Обожаю французский. В следующий раз изнасилуй меня по-французски. - Она еще раз поцеловала его и указала на прикроватную тумбочку. - Они там. Я позвоню.
Она оставила его одного в комнате. Кингсли ждал, пока в коридоре стихнут голоса. Он открыл ящик, на который она указала, и обнаружил конверт. Кинг выскользнул за дверь, спустился по лестнице и поймал такси. Все, что он хотел, это быстро принять душ, смыть Фиби с себя и вернуться к блэкджеку с Сореном.
Он помчался вверх по лестнице к входной двери, его сердце бешено колотилось от кокаина.
Проходя через холл, он заметил две точеные лодыжки в паре бежевых лодочек, расположившихся на подлокотнике его софы в гостиной.
- Блейз? - Он заглянул за спинку софы и обнаружил девушку, лежащую на спине в состоянии эйфории и блаженства. На ее груди балансировала миска клубники.
- Bonne soir, monsieur[6]. - Она устало и счастливо усмехнулась и закинула ягоду себе в рот. Ее обычно идеально уложенные волосы сейчас были взъерошены, и казалось, что в какой-то момент она раздевалась и одевалась. - Мне нравится твой дом. Он самый лучший в Нью-Йорке. Я когда-нибудь говорила тебе об этом?
Кинг прищурился.
- Ты под кайфом?
Она покачала головой и захихикала.
- Неа. Это послевкусие.
- Послевкусие?
- А знаешь, Кинг, что удивительно? Он даже не прикоснулся ко мне. Но это была самая... - она широко взмахнула рукой, - самая лучшая боль, которую я когда-либо испытывала.
- Боль?
- Немного Б, чуть-чуть Д, и много С и М. Я была М.
- Ты была М, верно?
- Это было восхитительно. Твой друг - Бог боли.
- Кто? Кто бог?
- Твой блондинистый друг. Сорен.
Кингсли уставился на нее.
- У тебя был секс с Сореном, пока меня не было?
- Нет, глупыш. Я же сказала, он не прикоснулся ко мне. Ему не пришлось. Его душа прикасалась ко мне. Его боль прикасалась ко мне.
- Ты выжила из ума. Как такое могло случиться?
- Не знаю. - Она подняла обе руки и потянулась. - После твоего ухода он спросил, как произносится мое имя. Я ответила, как у Блеза Паскаля, и потом он рассказал мне о Блезе Паскале, тот был математиком, который...
- Ненавидел Иезуитов. Писал всякого рода клевету и, следовательно, правду о них.
- Именно. Итак, мы разговаривали, и потом я сделала то, что ты просил, отвела его в игровую, в которой над кроватью висит картина Фрэнсиса Бэкона, и вдруг меня выпороли и избили, и я кончила от одной только боли. Потом я спустилась сюда с задранной до талии юбкой. Набросилась на холодильник. А ты знаешь, какой голодной я становлюсь после игр.
Он подняла миску клубники и предложила одну ягоду ему. Кингсли проигнорировал жест.
- Как ты думаешь, ты и твой друг когда-нибудь будете играть в паре со мной?
- Нет. Ешь клубнику. Мне нужно поговорить с Богом.
- Передай ему, что я хочу поцеловать его ноги. Снова.
- Слово в слово.
Она махнула рукой, прогоняя его из комнаты.
- Сорен? - прокричал Кингсли, взбегая вверх по лестнице.
- Я в своей комнате, - ответил Сорен. Кингсли выделил ему собственную гостевую, чтобы он мог оставаться, когда пожелает. Пока что он не провел тут ни одной ночи.
- Все комнаты - мои. - Кингсли распахнул дверь в гостевую. Сорен стоял у края кровати, перед ним лежал открытый серебряный чемодан.
- Очень хорошо. Я в твоей комнате.
- Могу я задать один вопрос?
- Задавай.
- Что ты сделал с Блейз?
Сорен посмотрел на него.
- Я не собираюсь отвечать на этот вопрос.
- Ты трахался с ней?
- Это два вопроса, и нет, я этого не делал. Ты расстроен из-за того, что мы играли? Она сказала, что может быть с кем захочет.
- Мне плевать, с кем она играет. Я хочу знать, почему эта девушка лежит на моем диване в ступоре и заявляет, что ты причинил ей самую лучшую боль в ее жизни?
- Самую лучшую? Уверен, это преувеличение, но я рад, что ей понравилось. - Сорен улыбнулся и продолжил рыться в чемодане с игрушками, которые Кингсли хранил под каждой кроватью в доме. – Мне точно понравилось.
- Значит, все это из-за не нарушения своих клятв?
- Секса не было, и я не женился на ней. И не взял у нее денег или отказался подчиняться прямому приказу Папы.
- А как же... - Кингсли особым образом взмахнул рукой.
- Что же, - ответил Сорен. - Это, конечно же, я сделал.
- Конечно же.
- Но мы, иезуиты, тверды и готовы отстоять свое, как папская курия, когда поднимается тема мастурбации. Боже, в последнем предложении, как минимум, три каламбура. Совершенно непреднамеренно.
- Хватит шутить. Это серьезно.
- Это несерьезно. Кингсли, успокойся.
- Я совершенно спокоен.
- Ты говоришь глоссолалиями, Кинг. Я слышал французский и английский, и немного испанского, и ты говоришь на них всех одновременно.
- Ты - священник.
