Он тоже хотел кончить, но не сейчас. Пока еще нет.
Госпожа Фелиция поднялась и поползла к изголовью. Она положила руки на изголовье и раздвинула бедра в приглашении. Других инструкций ему не требовалось. Он проник в нее сзади один резким движением и обернул руку вокруг ее талии. Второй рукой он ухватился за изголовье для равновесия. Затем он позволил себе утонуть в собственной потребности, вколачиваясь в нее со всем неудовлетворенным желанием и страстью. Его бедра бились о ее мягкую округлую попку, его член пронзал и вбивался в нее. Он смотрел, как исчезает в ее лоне, которое с каждым разом становится все влажнее и влажнее. Она не протестовала, не приказывала замедлиться и остановиться. Нравилось ей или нет, казалось, ей это было не важно. Он заслужил эту привилегию трахать ее так сильно, как он того желал.
Кровь пульсировала. Он вколачивался в нее без жалости. Она принимала его без жалоб. Его оргазм болезненно нарастал в спине и бедрах. Он был тверд так долго, слишком долго. Его толчки стали дикими, более отчаянными, более болезненными. И когда он понял, что ни один из них не сможет принять больше, он кончил, кончил и кончил, рука так сильно сжала ее плечо, что завтра она сможет с ним наравне похвастаться синяками.
Он вышел из тела Госпожи Фелиции и снова лег на спину. Он знал, что шипы все еще были там, но больше их не чувствовал.
Она забралась на него сверху и зажала между пальцами локон его волос. Она подняла его и поцеловала кончик.
- Тебе шестнадцать, - сказала она. - Ты позволил парню быть внутри тебя.
Кингсли прошептал «да».
- Ты позволишь мне быть внутри тебя. - Это был не вопрос. И тем не менее он прошептал свое согласие.
Она встала с кровати и достала свою портупею, а он перекатился на живот. С тех пор, как он вернулся из госпиталя, он никому не позволял быть внутри него. Осознание того, что его изнасиловали таким способом, пока он был без сознания, заставляло его бояться допускать кого-либо, чтобы он не вспомнил то, что хотел забыть. Но Госпожа Фелиция причиняла такую боль, которую он хотел, и сегодня он ни в чем не мог ей отказать.
Она хорошо его подготовила, и он не почувствовал ничего, кроме удовольствия, когда она вошла в него. Он закрыл глаза и получал не только фаллос, которым она проникала, но и утешение ее прикосновений, а также слова, которые она нашептывала его сердцу.
Красивый... шептала она ему на ухо. Храбрый... мужественный... сильный… могущественный... и сотню других слов, стягивающих его раны.
Длинный список удерживал его с ней. Он не возвращался в прошлое, не покидал ее или постель. И когда он вскоре кончил, они оба были приятно удивлены. Она даже засмеялась, и поцеловала его в щеку, и назвала его своей новой любимой шлюшкой.
Он попросил ее остаться на ночь, и она согласилась. Кингсли поклонялся ее телу всю ночь напролет, трахая ее на спине, на боку и в душе. Он дарил ей оргазм за оргазмом руками, ртом, членом и игрушками, которые хранил под кроватью. Он подчинялся каждому ее приказу, исполнял каждую прихоть и гордился тем, с какой готовностью ее тело отвечало ему.
После того, как они вымотали друг друга играми и сексом, Фелиция втерла теплое масло в каждый дюйм его тела. Он уже много лет не чувствовал себя таким насыщенным. Не после Сорена.
- Вы - мастерский садист, - удовлетворенно выдохнул Кингсли.
- Merci beaucoup, - ответила она, с притворным французским акцентом. Кингсли усмехнулся.
- Вы вышли на пенсию только чтобы трахнуть меня?
- Трахнуть тебя... и трахнуть его, выйдя на пенсию, чтобы работать в твоем клубе.
- Его? Или его? - Кингсли сразу понял, кто «он» - миллиардер, чей развод заключил Госпожу Фелицию в тюрьму на два месяца. - Он ревнивый тип?
- Очень. И ему ненавистна идея о том, что я с кем-то еще, хотя я больше не хочу его видеть. Но знаешь, что говорят: «фурия в аду ничто в сравнении с брошенной женщиной». - Она легонько провела пальцем по рубцам, которые оставила на его груди. - Как видишь.
- Самка всегда смертоноснее самца.
- Всегда? - спросила Фелиция.
Кингсли сел на кровати, озарение ударило его как стек Фелиции по спине.
- Всегда, - повторил он. Он повернулся и поцеловал ее. - Я должен идти. С вашего позволения, Maîtresse.
- Скажи, куда собираешься, и я подумаю.
- Кое-кто угрожал мне, и я знаю, кто.
- Ты собираешься уничтожить его?
- Ее, - ответил Кингсли.
Госпожа Фелиция улыбнулась.
- Ты придешь ко мне сегодня вечером?
- Я буду у вас, в вас и на вас, если прикажете.
- Разрешение получено.
Кингсли выбрался из постели и оделся.
Пятью минутами позже он выходил через главную дверь своего дома.
Двадцатью минутами позже он стоял перед другой дверью. Он постучал и принялся ждать.
Фиби Диксон открыла дверь. Увидев его, она попыталась захлопнуть ее перед его носом. Кингсли остановил дверь рукой.
Кингсли улыбнулся ей, и она испуганно отступила на шаг.
- Нам нужно поговорить.
Глава 24
- Мне нечего тебе сказать. - Фиби впилась в него взглядом, когда он вошел в дом и закрыл за собой дверь. - Если понадобится, я вызову полицию.
- И что именно ты им скажешь?
- Что ты вломился в мой дом.
- Звони. Я расскажу, где ты прячешь все свои наркотики от мужа.
- Ублюдок, чего ты хочешь?
- Хочу знать, почему ты угрожаешь мне этой пленкой?
- Какой пленкой? О чем ты говоришь? - спросила она, дрожь в ее голосе выдала ее вину.
- Ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь. Я знаю, что это ты. Мне не нужно признание. Только хочу знать, почему.
- Я должна сказать тебе, почему? Ты не знаешь?
- Хотел бы я сказать, что знаю. В последнюю нашу встречу я дал тебе именно то, что ты хотела.
- А потом ты бросил меня, не сказав ни слова, - ответила она. - Ни единого гребаного слова.
- Так вот как ты меня наказываешь? Угрожая мне и моим друзьям?
- Я не посылала кассету. Я просто... дала ее кое-кому.
- Кому?
- Не знаю.
Кингсли шумно выдохнул.
- Фиби, я очень
