Кингсли хотел что-то сказать, что-то ответить. Но сила Сэм лишила его слов.
- После месяца в лагере они сказали, что наш прогресс был «неудовлетворительным», и нам придется остаться еще на один месяц. У Фейт появилась идея, я думала хорошая идея. Мы вломились в клинику и нашли все таблетки, которые смогли найти...
Кингсли убрал свою руку с руки Сэм и притянул ее к себе, прижимаясь к ней всем телом. Она положила голову ему на грудь, и Кингсли обнял ее за дрожащие плечи.
- Мы обнимали друг друга до рассвета, - продолжила Сэм. - Точно так же, как мы с тобой сейчас. Не знаю, почему мы решили дождаться рассвета. Может, хотели увидеть восход солнца в последний раз. Но на рассвете мы проглотили таблетки и запили их минеральной водой, как обычно. Десять... двадцать… тридцать таблеток. Мы дрожали и горели, и казалось, что наша кожа пылает. А потом мы заснули. Две девушки уснули. Одна девушка проснулась.
- Ты проснулась, - ответил Кингсли.
- Приехали копы, - продолжила Сэм. - Они были первыми, с кем я заговорила, когда очнулась в больнице. До сих пор меня бесит, когда я слышу, как люди говорят всякое дерьмо о копах. Эти копы были первыми вменяемыми взрослыми, с которыми я говорила за последние две недели. Тот детектив, детектив Фелдман, сказал, будто этим лагерем управляет Йозеф Менгеле[21]. Тогда я не понимала, о чем он говорил, но знала, что он на нашей стороне.
- Что произошло с тобой? Были предъявлены обвинения?
Сэм сделала глубокий вдох.
- Семья Фейт Спенсер обвинила меня в ее смерти. Она приняла больше таблеток, чем я, и поэтому сказали, что я обманом заставила ее покончить с собой. Правда в том, что мы приняли столько, сколько нашли. Мы не считали таблетки. Мы просто глотали.
- Что случилось после?
- Ничего особенного. Меня отправили на тридцать дней в государственную психиатрическую лечебницу. Фейт Спенсер похоронили. ПГБ[22] оплатили похороны Фейт в качестве «жеста христианского милосердия». Фуллер групповым самоубийством успешно пропиарил ПГБ. Церковь закрыла тот лагерь, но другие все еще работают. Сейчас там дети, прямо сейчас, в этих лагерях. Больше веса... Их всех раздавят.
- Сэм… - Кингсли погладил ее по плечам, пытаясь заставить расслабиться. Вместо того чтобы расслабиться, она отодвинулась от него и села в постели.
- Вот почему ты должен открыть клуб, - ответила Сэм. - Королевство, которое хочешь построить, ты должен это сделать. Ты должен помешать Фуллеру и ПГБ построить церковь в нашем городе. Фейт Спенсер умерла из-за него и его лагерей, и он герой для своих прихожан, потому что швырнул ее семье чеки, чтобы они купили ей гроб подороже.
Кингсли протянул руку и коснулся ее волос. Она прижалась к ней и закрыла глаза.
- Я построю свое королевство, - пообещал Кингсли, - и врата церкви Фуллера не одолеют его.
Сэм широко улыбнулась, в ее глазах стояли слезы. Никогда прежде она не казалась ему такой красивой.
- За это ты отправишься в ад, - ответила она.
- Я возьму тебя с собой.
- Я куда угодно пойду за тобой, - произнесла она. - Кто-то должен заботиться о твоих сапогах.
Она перекатилась на бок и снова легла ему на грудь. Ее голова задела синяк, и Кингсли поморщился до того, как успел себя остановить.
- Черт, прости, - сказала она, и попыталась отодвинуться.
- Нет, нет, нет, останься. Если мне нравится боль настолько, чтобы иметь эти синяки, то мне нравится боль настолько, чтобы чувствовать тебя рядом с ними.
- Уверен?
- Сэм, я мазохист.
- Типа... настоящий мазохист?
Кингсли помедлил, прежде чем ответить. Он предпочитал хранить секреты, а не делиться ими. Но это была Сэм, и он доверял ей.
- Ничто так не возбуждает меня, как боль и страх.
- Твоя боль? - спросила она. - Твой страх?
- Моя боль. Мой страх. И единственное, что возбуждает меня так же сильно, как моя боль и мой страх, - это чужие боль и страх. Я не знал слова свитч до тех пор, пока четыре года назад не нашел клуб в Париже. Вот кто я. Свитч.
- Я думала, ты занимался БДСМ еще будучи подростком.
- Я занимался БДСМ еще до того, как услышал это слово. Мы не знали, чем занимались, или почему это делали. Мы только знали, что это было то, что нам нужно.
- Мы? Мы это ты и Отец Реснички?
- Когда мы были вместе он не был Отцом Реснички. Он был таким же студентом, как и я. В первый раз, когда мы были вместе, он был студентом, - поправил Кингсли. - Второй раз он был учителем - Мистером Реснички.
- Так это и был тот учитель, которого ты соблазнил?
- Да, - ответил с гордостью Кингсли. Он знал, что Сорен никогда бы не стал его преследовать, если бы Кингсли не стал преследовать Сорена первым.
- Он причинял тебе такую боль? - Она прикоснулась к его синякам на груди и плече.
- Он причинил мне гораздо большую боль, вот почему я любил его больше, чем кого-либо.
- Он делал больнее, чем это? - спросила она слегка испуганно. - Буду честна, прямо сейчас я борюсь со своими враждующими чувствами обжигающей ненависти к Сорену и абсолютным восхищением им.
- Добро пожаловать в клуб. Но не надо ненавидеть его за то, что он избил меня. Я хотел этого. И в нашей школе было еще пятьдесят мальчиков, и все они его боялись. Он был выше их, сильнее их, умнее и держал их всех в ежовых рукавицах. И он не прикасался ни к одному из них.
- Тогда почему ты?
- Они боялись его. Некоторые из них, возможно, ненавидели его, но, скорее всего, это была ревность, а не ненависть. Я их не виню. Я не испытывал к нему ненависти. Я хотел его, и сказал ему об этом, - без стыда признался Кингсли. - Я смотрел на него, преследовал его, сидел с ним, без приглашения, в библиотеке, пока он пытался делать домашнее задание. Я даже поцеловал его. Тоже без приглашения.
- Ты - дьявол. Он ответил на поцелуй?
- Он толкнул меня на кровать и так сильно прижал к себе, что я услышал, как что-то щелкнуло в моем запястье. И как только
